Хаджи

Сирия, что выше озера, всегда питала смутную претензию на всю Палестину — на том основании, что Дамаск служил политическим и административным центром для обеих стран, а также для Ливана. Сирия непременно заберет себе Галилею и Хайфу. Ливан окажется окруженным с трех сторон, а с четвертой будет Средиземное море.

Египет? Он будет притязать на пустыню Негев, Полосу Газы и Беэр-Шеву у края пустыни, а также на Тель-Авив и Яффо.

Абдалла не сможет противиться соблазну управлять Иерусалимом и Западным Берегом реки.

Палестина будет разрезана между ними. А что же Ирак и Саудовская Аравия и те государства, которые не граничат с Палестиной? Они тоже войдут в дело, чтобы восстановить арабское мужество и грабить и уничтожать евреев.

Позволят ли палестинскому народу эти страны, каждая из которых заинтересована в своем куске Палестины, образовать собственное государство? Когда дело будет сделано, мало что останется палестинцам, и какую автономию получит народ хаджи Ибрагима, зависит от того, с кем он будет сотрудничать. Вояки из Каира, Дамаска и Аммана даже не принимают во внимание палестинских арабов.

Колебался ли его дух? Откровения легко посещают на Галилейском море. Все казалось ему таким простым. Поговорить бы с Гидеоном. Трудно самому высказать то, что он обнаружил.

В таком случае, как Кабир-эфенди собирается все это разыграть? Что у него на уме?

Глава четвертая

Наступившее утро застало их спешащими на север вдоль береговой линии огромного исторического и религиозного значения. За тем местом, где Иисус шел по воде, из озера выступал холм с длинным склоном. Блаженство! Нагорная проповедь. Землю унаследует кроткий. За развалинами древней синагоги у Капернаума[8], где Иисус проповедовал как рабби, Галилейское море внезапно кончилось.

— Мне хотелось бы взглянуть на Рош-Пину, — сказал Ибрагим.

Дандаш взглянул на свои часы, пожал плечами и дал водителю указания о кратчайшем пути. Деревня, где родился Гидеон Аш, расположенная на склоне в нижней части горы Ханаан, мало изменилась со времени своего основания. Она была сонная, но опрятная. В противоположность общинным киббуцам, здесь каждый обрабатывал собственный участок земли, содержал свой дом.

Эти постоянные мысли о прежнем друге удивили его самого. «Почему я так много думаю в эти дни о Гидеоне? Наверно, потому, что он мне нужен». Хаджи Ибрагиму виделся Гидеон — парнишка, бездельничающий в тени огромного дерева с книгой на коленях… или садящийся на своего жеребца и покидающий это чудесное место, чтобы присоединиться к возникающему новому порядку вещей.

— Могу ли я вам помочь? — спросил его какой-то еврейский фермер.

Ибрагим чуть было не попросил показать дом Гидеона.

— Нет, — сказал он, — просто это очень приятное место.

При светском общении друг с другом евреи и арабы проявляли друг к другу полную гостеприимность.

— Пообедайте у нас!

— Это невозможно, — вмешался Дандаш, — сегодня же нам надо быть в Дамаске.

Они сели в машину и закрыли двери.

— Шалом, — сказал фермер.

— Шалом, — ответил хаджи Ибрагим.

Выехав снова на главное шоссе, они повернули на восток и стали подниматься к сирийской границе. Со дна земли они поднялись примерно на три тысячи футов на плато Голанских высот. На британской стороне границы они вышли из машины, чтобы размяться и перекусить тем, что было в корзине, приготовленной в гостинице Дандаша.

Хаджи Ибрагим смотрел вниз на озеро, с этой высоты казавшееся немногим больше большой лужи. Ему была видна половина всей Галилеи до холмов Назарета и много миль на юг вниз по долине Большого Рифта, где река ниспадала от Галилейского до Мертвого моря. Цепочки еврейских поселений вдоль озера казались отсюда такими крошечными, беспомощными. Сирийская артиллерия могла бы сидеть на этой горе и просто поливать их дождем своего огня. У евреев не было оружия, способного достать такую даль. Наверняка евреи никогда не смогут вскарабкаться на такую отвесную крутизну и завладеть этим местом. Даже его феллахи в Табе смогли бы удержать эту высоту против бригады отборного Пальмаха. Не надо быть Саладином, чтобы понять, что евреи были бы сброшены вниз заградительным огнем, после чего сирийским танкам и пехоте оставалось бы только махнуть вниз и уничтожить их. Из всех военных позиций в Палестине хаджи Ибрагим не знал ни одной, дававшей арабам большие преимущества.

Сирийский офицер у пограничного городка Кунейтра склонился перед импозантным автомобилем и, обменявшись несколькими словами с Дандашем, щеголевато отдал честь, скомандовал открыть ворота и проследил, как машина устремилась в город.

На Кунейтру делали расчет как на город военный в связи с безупречным стратегическим положением и из-за того, что она стояла на нефтепроводе, начинавшемся у Персидского залива почти в тысяче миль отсюда. Множество военных экипажей, поле аккуратно запаркованных танков и самоходных артиллерийских установок, сотни сирийских солдат на улицах — все это говорило о приближении войны.