Хаджибей (Книга 1. Падение Хаджибея и Книга 2. Утро Одессы)

   — Чую, ваша светлость, в воине мужа, науками умудренного, — улыбнулся священнослужитель. — Вот почему все, что сам из книг старинных узнал о храме нашем, я вам охотно поведаю. — Он откашлялся и продолжал: — Место, где церковь утвердилась, особенное. Здесь в седьмом веке до летоисчисления нашего древние построили колонию свою, Ликостмоном нареченную, а в 334 году до рождества Христова Александр, царь Македонский, благополучно переправился через Дунай и построил храм языческий в честь любимого своего героя - Ахиллеса, а город нарек Ахиллеею. Предание гласит, что много веков спустя сам Кий — основатель города Киева — бывал тут и город новый основал, наименовав его Киевцем. А князь земли русской Святослав, отец святого Владимира, мыслил сделать город Киевец столицей своего обширного государства. «Середина земли русской здесь, — рек он дружине своей. — Сюда все блага сходятся». И стояла тут церковь сия, пока азаряне нечестивые, завоевав край наш, не превратили ее в мечеть и не начали справлять в ней свои шабаши магометанские. Так было, пока Николай-воин, чей облик вы видите ныне, — Авраамий показал рукой на изображение святого в феске, — не вернул снова храм христианству. Вот глядите, следы времен минувших... — Авраамии подвел воинов к стене, сложенной из мраморных плит.

   Одни плиты были исписаны древнегреческими изречениями, другие — украшены затейливым орнаментом византийских букв или тонкой паутиной арабского алфавита.

   Некоторое время Гудович и его свита задумчиво стояли перед вязью высеченных на камне букв.

   — А скажи, отче, — прервал затянувшуюся паузу Иван Васильевич. — Как же святой Николай вызволил из магометанской неволи церковь сию?.. И... почему он в феске?

   Черные глаза Авраамия засверкали.

   — Эта история воистину дивная! В лето от сотворения мира 7105, а по-нашему — в год от рождества Христова 1647, господарь (князь) здешний Николай, — он снова указал на икону святого в феске, — войско турецкое разбил и заставил пашу этот храм, превращенный в мечеть, снова вернуть церкви православной. За подвиг оный Николай и причислен к лику святых, а церковь именем его наречена.

   — Знать изрядно, искусен в деле воинском был господарь Николай, — заметил Гудович. —Только почему он все же в феске и в одеянии янычарском? Ты, отец, позабыл нам поведать.

   — Да он сам на Туреччине янычарствовал. Вот поче­му...— пояснил Авраамий, потупив глаза.

   — Коли янычарствовал, то и веры он был, поди, не нашей, а поганой, магометанской. Иначе бы турки его в янычарах своих не держали! — воскликнул, не выдержав, Зюзин.

   — Может, и так, сын мой, — согласился священник. — Только, обретя силу, проклял веру нечестивую Николай. И за крест наш стал ратоборствовать. Ныне вот тоже чудо сотворил — спас облик святой свой для храма нашего. Глядите, православные, все разгромили нечестивцы. — Авраамий взмахнул руками и бросил взгляд на пробитые пулями иконы; голос его зазвенел. — Глядите! А лик его святой так и не смогла осквернить сила басурманская! Не смогла! Велико сие чудо!

   — Да, схожесть его с янычарами спасла, — сказал Зюзин, толкнув в бок Кондрата.

   Но Авраамий не расслышал или сделал вид, что не понял сказанного Зюзиным. Он закатил глаза к потолку, очевидно, желая еще что-то поведать о чудесах святого Николая, но главнокомандующий, которому уже, видно, наскучила эта беседа, тоном приказа предложил ему как можно скорее подготовить храм к благодарственному молебну.

   История Килийской церкви и рассказ о святом Николае-янычаре, переметнувшемся в православные, показалась Кондрату насмешкой над многим, что ранее было для него святым.

   Как и все запорожцы, Хурделица относился к попам и монахам с добродушной насмешливостью, а к их проповедям о загробном царстве и христианском смирении — как к забавным побасенкам, рассчитанным на простаков. Однако многие положения религии считал незыблемыми заветами отцов, дедов и прадедов. А теперь оказалось, что могущественный бог христианский целыми столетиями терпел, что его дом божий — церковь православную — оскверняли турецкие муллы, вознося молитвы к нечестивому Магомету. И святой Николай тоже хорош! Таких изменников веры еще дед Бурило советовал предавать самой позорной казни. Святой, нечего сказать...

   В этот же день на благодарственном молебне в честь одержанной победы Кондрат стоял в каком-то странном оцепенении. С холодным любопытством посматривал он на своих товарищей по оружию, которые то и дело склонялись в поклонах перед изображением святого в турецкой феске. Хурделице хотелось рявкнуть на всю церковь: «Что вы, братцы, делаете? Кому кланяетесь?!»

   — Ты что окаменел? А ну, перекрести лоб,- шепнул Василий, лукаво подмигнув.

   Зюзин, больно наступив на ногу, отвлек Хурделицу от этой мысли.

   Кондрат понял, что Василий разгадал его тайную думу. Выйдя из церкви, Кондрат рассказал другу все, что было у него на душе. Оказалось, что пехотный офицер и сам был обременен теми же мыслями.