Хаджибей (Книга 1. Падение Хаджибея и Книга 2. Утро Одессы)

   Свирепо закусив одутловатую лиловую губу, он неслышно подкрался к Зейнаб и изо всей силы хлестнул ее по толстому заду плеткой. Турчанка, завопив от жгучей боли, резко обернулась и встретилась с ехидным взором мавра. Крик мгновенно оборвался, словно замер на побелевших губах Зейнаб. В глазах евнуха старшая жена прочла свою дальнейшую суровую судьбу. Никогда в жизни она не испытывала такого позора. Все евнухи гарема еще недавно трепетали перед ней. Настолько, значит, поблекла ее красота и охладел к ней паша, что теперь презренный мавр, который некогда ползал у ее ног, осмелился поднять на нее руку!..

   Зейнаб уже не чувствовала ни гнева, ни боли. Страх, мелкий противный страх, охватил турчанку. А евнух снова взмахнул нагайкой и закричал:

– Старая разжиревшая ведьма, ты опять буянишь! Убирайся отсюда!

   Закрыв лицо руками, Зейнаб выбежала из покоев невольниц.

   Недолго радовались пленницы победе над обидчицами. Заметив веселье на лицах девушек, Абдулла выразительно пригрозил им плеткой.

   Улыбки сразу угасли. Печальные, молча разошлись они по своим углам.

   Маринка упала на постель — солому, покрытую жестким войлоком. Все время ее поддерживала надежда на скорое избавление от турецкой неволи, вера в то, что русское войско, взяв Очаков, освободит и Хаджибей. Но уже почти год прошел со дня взятия Очакова, а от освободителей не было никаких известий. «Где же вы, храбрые солдатушки, где вы, удалые казаченьки, где ты, мой Кондратко? Разве не знаете, родные, как страдают в басурманском полоне ваши сестры, ваши жены, ваши невесты? Когда же вы придете и избавите нас от рабской недоли?.. Или сила басурманская одолела вас в ратном поле?» — горько вздыхала Маринка.

   Быстро стемнело — сентябрьские вечера коротки. Сквозь железную решетку узкого окна скупо просачивался мглис­тый свет. Начал густеть полумрак. Черные тени легли по углам комнаты.

   Тоска по дому, дорогим, близким людям, по родной степной шири сжала сердце Маринки. Слезы потекли по щекам. Беззвучные рыдания подкатили к горлу. Не в силах с ними справиться, желая скрыть душевную боль от подруг, девушка уткнулась лицом в подушку, чтобы задушить рыдания, и вдруг чья-то теплая, ласковая рука коснулась ее плеча.

– Ганна? Не тревожь меня, не надо, — прошептала Маринка, думая, что это подруга.

   Но рука так же ласково скользнула по щеке и дотронулась пальцами до губ девушки, как бы подавая ей знак молчать.

   Маринка обернулась. Две женщины, присев, склонились у ее изголовья. Присмотревшись, Маринка узнала немолодых рабынь паши Ахмета: сербиянку Янику и полтавку Одарку.

– Тише, тише, любонька моя,— зашептала сербиянка. — Мы пришли к тебе с хорошей вестью. Толичко сначала три раза крест святой поцелуй, что никому на свете — ни подругам, ни поганым ворогам никогда не скажешь о том, что узнаешь от нас. Ведь бабий язык нелегко удержать. А это тайна великая. — Яника протянула к губам Маринки свой медный нательный крестик.

   Удивленная Маринка перекрестилась и три раза поцеловала пахнувшую потом медь.

   Обе женщины пристально посмотрели ей в глаза. Дыхание Яники снова коснулось уха Маринки:

– Слушай, наши, русские, идут на Хаджибей, — прошептала сербиянка. Густые, сросшиеся брови Яники радостно взметнулись. Но, словно предупреждая порыв девушки, она крепко, до боли сжала руку казачки.

– Молчи и слушай дальше. Сейчас мы с Одаркой решили бежать. Каждую минуту турки могут посадить нас на корабли и увезти в Туреччину. Тогда нам всю жизнь придется пропадать в рабстве. Для побега нам еще нужна одна подружка. Мы долго присматривались к тебе. Ты смелая, умная… Согласна?

   Женщины опять испытующе взглянули на Маринку.

   Взволнованная, девушка крепко обняла каждую из них.

– Так слушай, — зашептала Яника. — Кондратко твой с мужем моим Лукой — друзья. А Лука здесь. Верные люди помогут нам бежать отсюда. А пока каждый должен делать свое… Ты должна будешь отвлечь внимание паши — мы тебе поможем…

   Женщины подробно разъяснили девушке весь хитрый замысел побега, который им устраивают люди, что живут здесь, под самым носом паши.

VII. ПОДКОП

В каменном лабазе, что примыкал одной стороной к стене, окружающей сад хаджибейского паши, шла работа. Здесь при тусклом свете фонаря два обнаженных до пояса человека копали продолговатую яму. Один из них, плотный, обросший до самых глаз черной волнистой бородой, не спеша набрасывал лопатой мокрую рыжеватую глину в аккуратную горку. Его товарищ — высокий, худой, с длинными седыми усами — работал тороплиио, нервно. По временам он испуганно посматривал на стоящего рядом невысокого одноглазого человека в чалме. Тот с явной тревогой наблюдал за работой. Когда яма подошла к самой стене сада и железо лопат заскребло по камням фундамента, одутловатое лицо одноглазого перекосилось от страха и злобы.

- Тише, тише, христианские собаки! Вы разбудите весь Хаджибей, — прошипел он.

   Те на миг приостановили работу. Чернобородый почти­тельно скосил на турка карие лукавые глаза и сказал вкрадчиво: