Хаджибей (Книга 1. Падение Хаджибея и Книга 2. Утро Одессы)

   В это время два янычара вытащили Ивана Бурилу на широкий двор, окруженный высокой крепостной стеной. С тоской посмотрел старик на ее каменные зубцы, которые, казалось, цепляли свободно проплывающие в небе прозрачные облака. Всю жизнь, всю свою долгую жизнь мечтал Бурило быть таким же свободным, как они, вольно летящие в голубых просторах неба…

   Бурило понял, что ему не вырваться из каменного мешка. Ему стал ясен замысел янычар, которые, хохоча, тащили старика к деревянной лестнице, ведущей на крепостную стену. Турки хотят подтащить его к самому обрыву над берегом моря и там, на высоте, отрубить ему голову. Он хорошо знал обычаи и нравы турецких солдат. Здесь, на стене, им будет удобнее без свидетелей поделить между собой мелкие монеты, что дал Буриле паша, и одежду. Затем ленивым янычарам совсем не надо будет зарывать обезглавленное тело. Они просто сбросят его с крепостной стены так, чтобы он скатился с обрыва в волны берегового прибоя. А голову пленника спрячут в тот самый мешок, который сейчас заткнут за красный кушак одного из янычар. Ведь турецкое командование платит своим солдатам деньги за каждую отрубленную голову неверного.

   Отчаяние придало силы старику. Сильным движением руки он выхватил у державшего его янычара ятаган, но второй турок успел оглушить его, ударив по голове рукояткой сабли. Ятаган выпал из обессилевших пальцев. Бурило свалился под ноги стражникам.

   Порыв свежего морского ветра, бушевавшего на крепостной стене, вывел Бурилу из забытья. Перед его прояснившимся взором открылась голубоватая рябь залива и — в прозрачной дымке — рыжеватый откос далекой горы.

   «Наши, поди, там. Уже подходят к Хаджибею», — подумал Бурило.

   В этот же миг янычар, ободрав ногтями щеку, дернул старика за бороду.

Вытягивай шею, шайтан! — крикнул турок, стараясь поставить его на колени.

   Другой янычар обнажил саблю, изготовившись для удара.

   Бурило понял, что стражники хотят как можно аккуратней отсечь ему голову.

   Руки Бурилы были свободны. Очевидно, его мучители считали, что он уже не способен сопротивляться. Подобие улыбки промелькнуло на морщинистом лице Бурилы. Что ж, он покажет супостатам, как запорожец вытягивает шею! И, собрав последние силы, Бурило прыгнул на взмахнувшего саблей турка. Вцепившись ему в горло, он опрокинул янычара на край зубца и, не выпуская его из своих объятий, бросился с ним с крепостной стены. Раздался короткий вопль.

   Оставшийся в живых янычар долго не мог прийти в себя от ужаса.

– В старого казака вселился шайтан, — пробормотал он и, наклонившись над краем крепостной стены, глянул с высоты вниз.

   Там, под откосом, на острых камнях, у самой кромки прибоя, лежали два изуродованных тела.

XI. ВЕСТИ С ВОЛИ

Всю ночь Маринка не могла уснуть. Известие о приближении русских войск взволновало ее: теперь каждая минута пребывания в неволе была невыносимой. От бессонной ночи нервный румянец опалил щеки. Эту перемену сразу же заметили подруги.

– Ты что, Маринка, словно мак, зацвела? Ныне ведь не весна, а осень, — сказала Ганна.

   Марине стоило немало труда, чтобы удержаться и не поделиться новостью с подругами. Но она вспомнила клятву, данную сербиянке, и только улыбнулась в ответ.

– Ты чего смеешься? Отчего тебе так весело? — допытывалась Ганна.

– Да я, Ганнушка, сон радостный видела. Вроде Кондратушка сюда прискакал. Басурманов саблей посек, а нас на волю выпустил, — ответила Маринка.

   Ответила и заколебалась.

   «Сказать или нет? Ведь Ганна не выдаст», — мелькнуло в ее голове. Но через минуту ей стало стыдно: выходит, Яника была права, когда опасалась за нее. «Нет, пусть лучше Ганна не знает пока. Ей спокойней будет, — решила Маринка. — А как я до казаков доберусь, так всех их приведу сюда наших дивчат освободить».

– Крепись, Ганнушка, чует мое сердце — недолго уже нам мучиться, — сказала и крепко поцеловала подругу.

   В полдень в покой к невольницам пришел паша. До сих пор Маринка дичилась его: забивалась в самый дальний угол, избегала его настойчивых взглядов. Сейчас, вспомнив совет Яники, она подавила свое отвращение к паше и приветливо ему улыбнулась. Угрюмое лицо турка просияло. Маринка смело подошла к нему. За полтора года жизни в неволе молодая казачка выучилась говорить по-татарски и по-турецки. И она сказала ему:

– Великий паша, разреши обратиться к тебе!

   Тучный турок приосанился, приложил пухлую руку к сердцу и осклабился.

– Говори,говори, красавица!

– Милостивый господин! Разреши этой ночью подышать прохладой твоего сада мне и моим подругам Яникс и Одарке, — промолвила Маринка, склонившись в поклоне перед пашой.

– Считай, что просьба твоя уже исполнена, — ответил Ахмет и, сверкнув камнями перстней, хлопнул в ладоши. Из соседнего покоя выскочил евнух Абдулла.

– С этого же часа и днем и ночью ворота сада должны быть всегда открыты для отрады глаз моих. — Паша указал на Маринку. — С ней пропускай в сад всех, кого она пожелает.

   С этими словами паша подошел к Маринке и взял ее за подбородок.

– Сегодня ночью я приду в сад, чтоб тебя развлечь, — сказал он.