Хагалаз. Восхождение (СИ)

Хизер внимательно посмотрела на Арравела. Таверна наполнилась шумом. Стражники согрелись и начали отпускать первые шутки.

— Я убивала по разным причинам, и буду делать это вновь. Нынче все мы не избежим кровопролития.

Мужчина вздохнул и осушил кружку.

— На вашей памяти был король, которого действительно любили, или хотя бы достаточно уважали?

Из кухни показались девушки с подносами, на которых стояли дымящиеся блюда. В первую очередь их поднесли к столу королевы, и уже вскоре он заполнился тарелками с мясом и крупой, солёными овощами и сдобными лепёшками.

— Думаю, народ всегда был равнодушен к власти. Если нет войны и есть хлеб — король благоразумный, если ситуация обратная — король в чём-то виновен перед богом. Но сколько я себя помню, в Ревердасе жилось неплохо, во всяком случае тем, кому хватало мозгов избегать ненужных конфликтов.

— Стало быть, я первая, кто разгневал Геул.

— Думаю, проблема не в вас. Всё началось ещё при узурпаторе.

— Нет, — сухо отрезала Хизер, — всё началось, когда я не утонула в Царском море.

Глава 69 Ритуал

Город насквозь пропитала смерть. Идя по улицам, Гелата чувствовала кровь повсюду: в земле, на зданиях, она даже въелась в кожу обитателей. Маги Иннун представляли собой жутковатое зрелище: тощие, неопрятные, избитые жизнью. Многие из них были калеками: у кого-то недоставало глаза, у кого-то руки, иных просто уродовали шрамы. Лучом света в царстве мерзости был Аэдан, чьей красотой девушка не уставала любоваться. Лишь мысли о скорой неминуемой гибели приводили её в чувства, но Гелата тут же забивалась в дальний угол подсознания, чтобы не думать об этом, ничего не знать.

В городе не было замков, а потому в пользование им отдали самое крупное строение, некогда бывшее храмом Геул. После вторжения маги вынесли из него все реликвии и частично разгромили. С толикой жалости Гелата подумала: «Сначала убили бога, потом его народ». Несколько мужчин втащили по ступеням клетку с лисицей, не желающей вновь становиться человеком, затем Этцель сопроводил Микаэля и Делэль. Девочка жалась к мужской руке, напуганная незнакомым местом и кучей народа. У Гелаты возникло чувство d'ej`a vu, будто она снова очутилась в храме трёхликого и вот-вот случится что-то страшное. Ютру окутала ночь.

— Оставьте нас, — попросил Этцель. Маги покорно удалились, закрыв за собою скрипучую дверь. — Ну что же… пришло время вам всем исполнить долг. — Он прошёлся по грязному полу, окидывая взглядом просторную полупустую залу.

— Долг? — удивился юноша. — И чем же мы обязаны?

«Глупый мальчишка, ничему не учится», — подумала Гелата, чьё сердце резко заколотилось. Не хватало только умереть от страха. Шаркающие сапоги коробили уже без того расшатанные нервы.

— Ты обязан жизнью, — ответил Этцель. — Твой брат отдал за это дело свою.

— И какой в том смысл? Он умер ни за что.

— Значит, ты умрёшь за что-то. Гелата, помоги мне с приготовлениями.

Девушка повиновалась машинально. Всё её естество противилось и бунтовало, но телом управляла Энэйн, которая с величайшей радостью помогла Этцелю разложить все необходимые атрибуты. Они очистили пол и дурнопахнущим чёрным порошком нарисовали крупный символ хаоса. Вокруг выставили и зажгли несколько свечей.

Этцель подошёл к Микаэлю с деревянной чашей в руках. На первый взгляд, в ней находилась вода, но впечатление было обманчивым. С мольбой и сомнением он взглянул в сторону Гелаты, но та занялась лисицей. Опустившись рядом с клеткой, девушка заговорила:

— Ну что, явишь нам свой менее дикий облик? В любом случае нет проблем в том, чтобы сломать тебе лапы и забрать то, что полагается.

Этцель зачерпнул ладонью воды и протёр ею лицо юноши, шепча что-то на незнакомом Микаэлю наречии. Тот вздрогнул и попытался отстраниться, однако нечто невидимое удерживало его на месте. В панике юноша понял, что не может шевельнуться, а между тем Этцель четыре раза повторил свой жест, затем сказал «пей». Микаэль хлебнул. Невыносимо кислая жидкость обожгла рот.

Послышался знакомый хруст. Лисица начинала обретать человеческие очертания, правда, ловко втиснуться в платье при обратном превращении ей не удалось, и женщина предстала перед всеми в чём мать родила. Оскалившись, Мисора подогнула ноги и прикрыла рукой оголившуюся грудь. Этцель, оставив Микаэля в недвижном положении, направился к клетке, отворил её и протянул женщине чашу.

— Выпей, это облегчит твои страдания.

Мисора подалась вперёд, как будто хотела принять зелье, но вдруг выбила его из рук мужчины и бросилась, выпустив когти и клыки. Этцель перехватил её запястья, и пока женщина пыталась дотянуться до его шеи, рассеял на частицы её конечности. Мисора вскрикнула и с ужасом взглянула на то, как верхушки её пальцев осыпаются золотистой пылью и таят в пространстве.