Хаггопиана и другие рассказы

Память прояснилась, и до меня внезапно дошло, где я видел другое изображение этого божества. В Сандерленде был прекрасный музей, куда отец часто водил меня, когда я был маленьким. И там, в музейной коллекции монет и медалей, я видел…

— Дагон? — Хранитель музея с явным интересом воспринял мой телефонный звонок. — Боюсь, у нас очень мало раритетов филистимлян; о монетах мне вообще ничего неизвестно. Возможно, это более поздняя эпоха. Могу я вам перезвонить?

— Будьте любезны. Извините, что отнимаю у вас время.

— Вовсе нет, с удовольствием. Ради этого мы тут и сидим.

Десять минут спустя он перезвонил.

— Как я и предполагал, мистер Траффорд. У нас есть монета, которая вам запомнилась, но она финикийская, не филистимлянская. Финикийцы позаимствовали Дагона у филистимлян и называли его Оаннесом. Эта модель поведения повторяется на протяжении всей истории. Римляне в особенности были великие мастера по части воровства чужих божеств. Иногда они делали это открыто — так Зевс стал Юпитером, — но в других случаях, когда божество было особенно мрачное и зловещее, как в истории с Сумманусом, они поклонялись ему тайно. Великие любители всяких культов, римляне. Вы будете удивлены, как много тайных обществ и культов на протяжении веков возникало подобным образом. Но… вот я опять… читаю лекцию!

— Вовсе нет, — заверил я его, — все это очень интересно. И огромное спасибо, что не пожалели для меня времени.

— И это все? Больше я ничем не могу вам помочь?

— Да, это все. Еще раз спасибо.

Мне действительно тогда казалось, что это все…

Недели через две я поехал повидаться с ними. У старого Джейсона Карпентера телефона не было, и Дэвид все еще занимался его установкой. В результате я буквально свалился на них.

Кетлторп лежит к северу от Хардена, между шоссе и морем, и когда я свернул на извивающуюся проезжую дорогу, ведущую к старой ферме, вид на долину открылся потрясающий. Голубое небо, в отдалении описывают круги и кричат чайки, недавно вспаханные поля, зеленая ограда, густо увитая жимолостью, жужжание пчел, сладкие запахи разложения от ручьев и заросших ореховыми деревьями озер — сцена поистине идиллическая. Ничего общего с полночными рассказами об упырях и призраках!

Далее внешняя каменная стена фермы, почти фортификационное сооружение, наводящее на мысль о грозной феодальной конструкции, которая окружала все строения, включая главный дом. Железные ворота были открыты, на них железными буквами значилось легендарное «Кетлторп». Внутри… уже многое изменилось.

Примерно три с половиной акра угодий, окруженные стеной, составляли сердцевину хозяйства. Вдоль дороги я видел несколько покосившихся табличек с надписями «Частное владение» и «Нарушители будут преследоваться судебным порядком», обозначающих внешние границы Кетлторпа, однако участок внутри стены был сердцем фермы.

Касательно планировки: в расположении строений чувствовалась определенная геометрическая закономерность. В целом они образовывали подкову с главным домом на ее верхушке; открытый серп подковы был обращен к морю, невидимому отсюда, примерно на расстоянии мили за холмом, густо поросшем дубами. Все строения были из местного камня сероватого цвета, легко узнаваемого по грубой, кремнистой текстуре. Я не геолог и не могу сказать названия этого камня, но знаю, что на протяжении многих лет его добывали в здешних карьерах с помощью взрывов или срезали с открытых отложений. Насколько мне известно, правда, ближайший источник этого камня находится на расстоянии многих миль отсюда; сам собой напрашивается вывод — сооружение здания в Кетлтропе было, по-видимому, геркулесовой задачей.

Когда эта мысль пришла мне в голову, я припомнил то, о чем рассказал смотритель музея в Сандерленде, и улыбнулся. Возможно, не Геркулес, а что-то более позднее, чем греки. Вот только я не мог припомнить ни одного необычного римлянина, обладающего исполинской силой!

Подходя к дому и остановившись перед каменными колоннами его галереи, я понял, откуда у Дэвида возникла идея необыкновенной древности здания. Под лучами жаркого солнца от него буквально исходил аромат столетий. Массивные, структурно исполненные в романском стиле стены и широкая остроконечная крыша усиливали впечатление силы и прочности.

Что касается внешней стены и расположения построек в виде подковы, все в целом напоминало какой-то диковинный, древний римский храм. Храм, да, но при всей своей массивности как бы подрагивающий и мерцающий на жаре и в дыму небольшого костра, лениво поднимающегося из сада и плывущего в поле моего зрения. Храм — ах! — но какого странного древнего божества?

И не вызывало сомнений, откуда у меня взялась эта мысль — исследования Дэвида все еще владели моим сознанием. Я не собирался снова поднимать этот вопрос, но все же было интересно, как далеко он продвинулся? А может, к этому времени он уже полностью удовлетворил свое любопытство? Хотя… я сомневался в этом. Нет, ради знаний он хоть за самим дьяволом в ад последует.

Я выбрался из своего старого «Морриса» и захлопнул дверцу.

— Привет!