Хаидэ

Теренций повернулся, удобнее укладывая ноги, освободил занывший под тяжестью тела локоть. Поставил чашу на грудь. Донце приятно холодило кожу. А еще ему было приятно, что глупая овца Мератос злится. Худшее наказание для мужчины, это когда боги посылают ему дуру-жену. Через месяц жизни начинаешь видеть за большими глазами крошечный, меньше ореха, умишко. И лоб, прячущий его, уже никогда не станет снова белым и чистым. Тупая, тупая овца, устроила ему войну. Вот и пусть получает по заслугам. Да еще этот жречишка, бывший раб. Нынче в чести у хозяйки. Поднялся. Конечно, Теренций узнал мерзавца, который без стыда подкатывался к его собственной жене. Но если все считают Теренция дряхлым стариком, пусть. Зато болтают и делают, не позаботясь особенно скрыть.

Оказалось, внешняя неподвижность может быть весьма увлекательной. Ничто не мешает смотреть и видеть. Он еле заметно усмехнулся, через полуопущенные веки наблюдая за передвижениями Техути. Правда, полезные выводы использовать уже ленив. После ухода княгини обратно в племя что-то изменилось внутри. Будто с того далекого дня, когда в доме появилась настороженная девочка, сперва рабыней для мужских утех, потом медленной и будто невидной женой в гинекее, а после — стремительной и плавной, как змея, его настоящей женой — внезапно расцветшей красавицей с блестящими глазами, будто она была стержнем, на который Теренций нанизывал все свои мысли и поступки. И вот ее нет, и нет сына, которого она обещала и отдала ему. А он — не сберег. И все вокруг стало мелким и никчемным. Потеряло смысл, затерлось, как пергамен, готовый принять новую запись, но некому ее писать, а прежние буквы еле видны, слабы и прозрачны. Вот какую судьбу уготовили ему боги. Хорошо, что он не стал пытать пророчицу Цез и тем подарил себе еще месяцы неведения. Жил. Дышал, радовался и волновался.

Отхлебывая из чаши, он приподнял голову. Однако египтянин слишком часто посматривает на растерянную Мератос. И на свету мелькает в его лице что-то такое, интересное.

Фигуру наложницы заслоняли мужчины, что вставали, прохаживаясь и разминая ноги перед последней переменой блюд и вина. Один из гостей склонился к Теренцию, толкуя о политике, но тот закатил глаза и охнул, потирая живот, отмахнулся. И гуляющий подхватил под локоть другого, торопясь заплетающимся языком высказать свои взгляды на мир.

Теренций ждал, но Техути не подходил к Мератос, ограничиваясь быстрыми взглядами. И он потерял интерес, отвернулся, разыскивая глазами Канарию, скоро ли распорядится привести, наконец, это чудовище. И не увидел, как египтянин, подойдя к арке, из которой выходили нагруженные подносами и кувшинами рабы, схватил за руку одну из рабынь, увлекая ее в полумрак коридора. Стройную девку с набеленным лицом и жирно накрашенными глазами.

Хаидэ уже несколько раз подносила яства гостям, стараясь держаться подальше от Теренция. В наступившей ленивой суете это было несложно, факелы мигали, меняя выражения лиц, мужчины размахивали руками, мелькали между ними обнаженные женские тела. С другой стороны женщины окликали мужей, смеялись, поднимая чаши и бросая через пустое пространство виноградины и финики. Все волновались, разгоряченные обещанным зрелищем, толпились у клеток, дразня кошек, и на лица рабынь не смотрел никто.

Когда Техути схватил ее руку и дернул, втаскивая в темноту, Хаидэ подумала с ужасом: узнал, сейчас накинется с укорами. Прижимаясь к стене, уже открыла рот, рассказать, все объяснить, как вдруг услышала его горячий шепот и закаменела.

— Ты, шустрая. Видишь, сидит женщина, в голубых и красных одеждах, рядом с кустом олеандра?

Он положил руку ей на затылок, нетерпеливо похлопывая, и Хаидэ кивнула, боясь говорить.

— Поднеси ей вина, сейчас, вот тебе, — он сунул ей к животу пузатый прохладный кувшинчик.

— И скажи, пусть придет сюда, пока не смотрит хозяйка. Тихо. Еще скажи, что мужчина, очарованный ее красотой, просит позволения подарить ей… Ну, скажи прекрасный подарок. Ты поняла?

Хаидэ снова кивнула, еле держась на ногах от напряжения.

— Что дергаешь головой? Ты поняла?

Он приблизил лицо к ее щеке, поморщился от запаха дешевых масел. Хаидэ снова кивнула. И Техути, коротко засмеявшись, толкнул ее, проводя рукой по спине.

— Иди! Да тихо, поняла? Получишь монету.