Хаидэ

Ночь встала над степью, как становилась всегда, с начала времен. Накрыла дневной еще летний зной осенней ночной прохладой. И заскрипела уютными голосами сверчков. Из темноты, стоящей за кострами, сонно вскрикивали птицы, что-то шуршало в травах, таясь, когда от костра к костру, устало ступая, проходил темный силуэт. Ночь наплывала запахами усталых от лета трав, мешая их с запахом горящего хвороста, жареного мяса и распаренной в котлах каши.

Хаидэ сидела, вытянув ноги и привалясь к боку Нубы. Время от времени находила в темноте его руку и сжимала своей, проверяя — не исчез ли. Слушала Нара, говорила сама. Иногда падала в забытье от усталости и тут же вскидывалась, широко раскрывая глаза, в которых двоилось пламя костра.

Наконец, Нар, крякнув, велел Нубе:

— Тащи ты ее спать. Парни разбили княгине палатку. Стражу вам ставить?

— Нет.

Нуба поднялся, подхватывая княгиню, поставил ее, как тряпичную куклу. И подтолкнул, уводя в темноту. Нар покивал вслед. Пробормотал, гладя бороду:

— Оно как в прежде. Только волос у меня уже пегий.

В крошечной палатке Нуба встал на колени, развязывая тесемки на сапожках, что наспех обула княгиня уже после битвы. Ослабил застежки рубахи, и остановился. Раздевать не стал. Лег на бок, устроил щеку на ладони, слушая мерное дыхание спящей.

Не верил, что — вместе. В темноте пытался рассмотреть лицо, не видел и нагибался, чтоб уловить кожей дыхание. Затаивал свое, чтоб не разбудить. И, совсем устав, лег щекой на шкуру, закрыл глаз, вспоминая, как княгиня ходила к Теке, целовала сына и оставила его там, под скалой, где женщины тойров устроили свой лагерь. И Мелика, сына Ахатты и Исмы показала ему, тоже поцеловав мальчика в черную макушку.

Когда шли обратно, сказала мрачно:

— Вот наши битвы, черный. Рожать и растить детей. Куда вы без матерей, что рожают храбрых. Не будет их, не будет и племен.

— Ты устала, Хаи.

— Да. Очень.

Теперь она спала и он заснул рядом, на всякий случай положив руку на ее бок, чтоб чувствовать даже во сне.

Задолго да рассвета, когда вечерние звуки стихли, неясно отшумели ночные и умерли, уступая место пустоте безвременья — пропасти, через которую перекинут мостик из вечера в утро, дыхание женщины изменилось.

Она открыла глаза, глядя в неразличимую стенку палатки. И лежала неподвижно, перебирая воспоминания. Думала о странных словах Нартуза, что сказал ей, когда отвела в сторону и, таясь от всех, и в особенности от Нубы, попросила провожатого на южный склон, туда, где еще есть расщелины внутрь горы.

— Не уйду, Нарт. Без них. Я должна войти внутрь, за Ахатой и Убогом.

Они стояли далеко от факелов, но в лунном свете Хаидэ увидела, как густые брови тойра поползли вверх. Он дернул себя за бороду, как бы размышляя, что именно ответить. А потом, странно усмехаясь, сказал:

— Ну так это… оно же… да ты в уме ли, светлая? У тебя, что ли, нет глаз?

— Причем тут мои глаза?

Но он лишь махнул длинной ручищей, облитой голубым светом.

— Ты иди, княгиня, дела там свои решай, княжьи. Утром ежели схочешь, решим.

— Как я могу ждать до утра?

— А я сказал — иди! Ты никому, штоль, не веришь? Ну, баба, ну баба! Мне поверь. Ничего до рассвета не станется уже!

И она почему-то поверила ему. Кивнула и ушла, унося в памяти не слова, а это вот странное удивленное лицо и его недоверчивый взгляд. Вроде она говорила что-то совсем ненужное. А сам скакал по карнизу, смерти не боялся. Значит, не от опасности отговаривает…

За грубой шкурой слышался топот и негромкий говор издалека. Это Асет, поняла с облегчением Хаидэ, и одним камнем на сердце стало меньше. Вернулся сын советника Нара. Узнает сейчас о Силин, до утра просидит с ней. Горе. Но сам живой, и это радость княгине.

Нуба мерно дышал за спиной, широкая ладонь лежала на боку Хаидэ и она боялась пошевелиться, чтоб не разбудить своего мужчину. Лежать так, пока не изболится спина, решила она, и думать, думать, привыкая к мысли, что он рядом. Даже обнять его страшно, после стольких лет ожидания и ошибок.

Но все же — пошевелилась, медленно поворачиваясь на живот и привставая на локтях. Что-то тоненько дергало внутри, еле слышным голоском проговаривало невнятные слова. Просило и требовало.

Бережно убирая мужскую ладонь, нагнулась, касаясь ее губами. Спит. Правильно. Так и надо.

Встала на четвереньки и осторожно выползла из палатки к маленькому костру, который сонно мигал, подъедая остатки хвороста.