Хайдеггер и гиппопотам входят в райские врата. Жизнь, смерть и жизнь после смерти через призму философии и шутки

Плохо, что Дэрила здесь нет, у нас для него хорошие новости. А исходят они непосредственно от немецкого философа XIX в. Артура Шопенгауэра. С точки зрения этого парня, не стóит бояться смерти, потому что смерть – конечная цель и замысел жизни. Своего рода полная реализация!

Чего-чего? Что это за бред?

А, вот и вы, Дэрил, – в позе эмбриона под крылечком. Так, вдохните поглубже, дружок. Мы знаем, не такого ответа вы от нас ждали. На первый взгляд, это депрессивно, но к старине Шопенгауэру надо привыкнуть.

На самом деле у Арти было несколько любопытных идей относительно смерти. Он, например, считал, что жизнь – это постоянный процесс умирания. Когда думаешь о прошлом, оно представляется в виде склепа, груды несуществующих больше событий – ушедших навсегда, необратимых, мертвее мертвого (или в виде грызуна сони в спячке – зависит от того, где вы находитесь, когда подбираете сравнения). Вместо старого оптимистического афоризма: «Сегодня – первый день твоей оставшейся жизни» Арти предлагает его зеркальное отражение: «Сегодня – последний день твоего умирания».

Прошлое как настоящее

Несмотря ни на что, говорит старина Шопенгауэр, мы цепляемся за жизнь, поскольку обладаем извращенной «волей к жизни», которая вопреки тому, что нам действительно выгодно, не позволяет принять наш истинный удел – смерть. Именно из-за таких воззрений Шопенгауэр отказывался от приглашений на Октоберфест.

Патологическая воля к жизни на тропе смерти

Итальянец, француз и американец приговорены к смерти. В качестве последней трапезы они имеют право потребовать все, что душе угодно.

Тони мечтает:

– Хорошую бы миску лингвини с соусом из устриц.

Он получает свою тарелку пасты, и в надлежащее время его казнят.

Теперь очередь Пьера:

– Я бы хотел тарелку горячей марсельской ухи.

Просмаковал каждую ложку супа и был казнен.

Наконец подошла очередь Билла. Подумав минуту, он сказал:

– А я желаю полную вазу свежей земляники.

– Земляники? – переспросил смотритель. – Но сейчас не сезон для земляники.

– Ничего страшного. Я подожду.

Минуточку, парни! Мою любовь к жизни Шопенгауэр называет «извращенной волей к жизни»? Говорю вам: сам он извращенец! Да это же дырка от бублика, а вы ее едите.

Спокойно, Дэрил. Тут необходимо открытое сознание. Ну да, у Шопенгауэра был необычный философский взгляд на вещи. И никуда не деться от того факта, что он был неизлечимо болен Мировой Скорбью. Но если вам надо поднять настроение, почему бы не посмотреть телепрограмму «Экстремальное преображение»?[12]

Честно говоря, Шопенгауэр продолжал кайфовать от все более депрессивных идей. Он заявлял, что смерть – желанное освобождение от жизни. Цитировал лорда Байрона как своего единомышленника в презрении к скудным радостям жизни:

Сочти часы, что радостью полны,
А также дни, свободны от тревог,
Тогда поймешь, что, как бы ты ни жил,
Всё лучше было бы не жить..

В какой-то момент Шопмастер[13] даже приходит к выводу, что, если подумать о горестях жизни, лучше вообще не жить!

«С сорокалетием. Забираю тонус мышц плечевого пояса, девичий тембр голоса, удивительную переносимость кофеина и способность переваривать картофель фри. Остальное можешь оставить себе».