Хайдеггер и восточная философия: поиски взаимодополнительности культур

Можно установить типологическое сходство хайдеггеровской постановки вопроса о смысле Бытия и буддийской рефлексии относительно истинно-сущей реальности. И в одном, и в другом опыте мысли проявляет себя интенция к преодолению понимания сознания как субъектно-объектной дихотомии, приводящая к тезису об изначальном единстве Бытия во множестве проявлений. При этом единство бытия понимается не в статическом, но динамическом аспекте, как его постоянное во времени развертывание. Представление о бытии и о невозможности его определения традиционными категориями представляла для Хайдеггера такую же проблему, как и для дальневосточных мыслителей. Специфика построений немецкого мыслителя заключалась в том, что он не мог, подобно своим японским и китайским единомышленникам, объявить Бытие невербализуемым и следовательно доступным только в опыте созерцания. Для дальневосточной традиции вообще не существовало понятия расщепленности бытия, которая так остро переживается европейской традицией в виде понимания «трагического основания субъективности». Принципиальная для Хайдеггера проблема выраженности Бытия и последующая необходимость конструирования экзистенции не представляли проблемы для дальневосточной мысли, ибо языковые отношения всегда воспрнимались ею как второстепенные, пригодные лишь для указания на истину, но не для выражения ее. Истина бытия являет или кажет себя через время, будучи неразрывно укоренена в нем. Действительность языкового факта способна приоткрыть бытие, сделать ощутимым его присутствие здесь и сейчас, но все же это не есть само по себе бытие или сама по себе реальность.

Это фундаментальное положение Хайдеггера находится в определенной корреляции с идеей о неизменности вещей, высказанной китайским буддистом Сэн-чжао еще в 4-м веке. Согласно этому буддийскому мыслителю, кстати весьма популярному в Японии, настоящее, прошлое и будущее заключают в себе совокупность пребывающих в них вещей, каждая из которых реализует полноту своей природы в модусе мгновенности. Единственная преемственность, которая может существовать между вещами – это преемственность субъективная, дающая возможность восприятия существования как континуальности, но одновременно являющаяся главным препятствием на пути постижения истинной природы сущего. Бытие, раскрывающее себя в непрерывном движении вещей есть бытие субъективности, скрывающее пустоту или ничто истинного существования.

Понятие Ничто. Религиозное измерение Хайдеггера

Хайдеггер, как и мыслители буддийской школы, дзэн понимал человеческое существование как бездну, пропасть, на дне которой ничего нет. Это влечет за собой представление об особой ценности мгновения: раскрытие истины Бытия может произойти лишь спонтанно, когда понимаешь, что капли дождя и ты сам есть в сущности одно и тоже. Другое дело, что Хайдеггеровское понимание времени содержательно – всякий момент наполнен содержанием, так что вещь в этом смысле темпоральна. Буддийское понимание в некотором смысле шире: вещь и временна (преходяща) и темпоральна (т.е. конкретность ее бытия определена моментом ее существования). Вне этого момента нет ничего, что фундировало бы вещь в существовании или в сущем – ее истинная реальность внепредметна, умозрительна и в конечном счете тоже субъективна. Истинное бытие или реальность дальневосточной мысли есть тоже своего рода экзистенция в том смысле, что она существует в виде идеала лишь до той поры, пока действует стремящийся к ней ум. Пределом этого стремления является Великий Предел, скрывающий за собой пустоту. Отличие от экзистенциализма однако в том, что буддийское Ничто не есть начало трагическое (каким только и могло оно быть для европейского мыслителя), но наоборот, полное благих свойств, доступных лишь на высокой ступени совершенствования. В этом и есть один из корней онтологического оптимизма восточной мысли.

Известно, что тема Ничто (Das Nichts) особо занимала Хайдеггера в период его творчества после так называемого «поворота». В лекции «Что такое метафизика?» «выдвинутость в Ничто» является основной характеристикой человеческого существования. Эта тема, созвучная теме «пустоты» в буддизме, также могла заинтересовать представителей японской интеллектуальной элиты.

К встрече с восточно-азиатской мыслью стремился сам Хайдеггер, подозревая, что возможно там он найдет другой способ мышления, не подверженный терминологической перегруженности и трансцендирующему логизму западной философии и позволяющий перейти от «философии» к мысли. Особую значимость это намерение Хайдеггера обрело при выснении принципиального для него вопроса об определимости бытия как бытия сущего и его отношения к Ничто.