Хайм

На выходе из аэропорта позорный цирк продолжился. Я уверен, что Она без колебаний двинулась бы пешком, если бы знала, как дойти, или хотя бы имела возможность спросить дорогу у встречных. Но отсутствие пешего варианта делало обязательным использование такси, то есть требовало денег, которые кончились еще при отлете. Оставалось одно: продать что-либо. Думаю, Она понимала, как это будет выглядеть, и потому смущенно попросила меня не смотреть. Трудно вообразить более идиотской просьбы: если бы я мог физически отделиться от Нее, это произошло бы намного раньше – еще при первом знакомстве. Но в условиях нашей фактической неразделимости подобная нелепая стыдливость выглядела едва ли не изощренным издевательством. Тем не менее я промолчал, дабы не усугублять и без того тяжелую ситуацию.

Пыхтя и обливаясь потом, Она взгромоздилась на пассажирское сиденье и в ответ на вопрос таксиста протянула ему записку с адресом и часики, которые тут же сняла с руки. Шофер бегло взглянул на часы и возмутился. Мы вышли и стали ждать следующую машину. После пятой или шестой попытки подошел распорядитель и пригрозил сдать нас в полицию. Я ожидал, что Она заплачет или все же попробует выдавить несколько слов мольбы, но глаза Ее оставались сухими, а рот на замке. И тут я впервые понял нечто очень важное: эту женщину можно высмеять и обругать, ее можно унизить, но сама она никогда не унизит себя выпрашиванием подачки. Как бы Она ни жила, это никогда не происходило «за так», задарма, по чьей-то милости. Она всегда требовала от жизни счет и оплачивала его до последнего гроша. У этой бесформенной жабы было мускулистое сердце рыцаря, Найта.

Наши глаза остались суше Сахары, и неважно, что творилось у нас внутри, когда мы протянули распорядителю наш ноутбук, наше последнее имущество и предпоследний козырь – за ним уже шла только жизнь. Мужчина смущенно усмехнулся, и это смущение на долю секунды сделало его похожим на человека. Затем он проверил, работает ли комп, сунул его под мышку, а свободной рукой махнул в сторону колонны таксомоторов. Две минуты спустя мы отъехали от терминала. Дорога показалась мне очень длинной; возможно, наш старенький ноутбук был не такой уж и выгодной сделкой для хапуги-распорядителя.

Дом по указанному хакером адресу находился в спальном пригороде и на первый взгляд ничем не выделялся в длинном ряду двухэтажных особнячков однотипной застройки. Район выглядел довольно унылым, чтоб не сказать необитаемым; судя по наглухо задраенным ставням, жухлым газонам и расставленным повсюду объявлениям о продаже и найме, большинство домов пустовало – как видно, город переживал не лучшую пору. Когда такси отъехало, мы остались одни на узеньком тротуаре; вокруг не было ни души. Оглядевшись, Она поежилась:

– Похоже, тут никто не живет… я так и думала, что тот парень обманет.

– Погоди, – возразил я, – ты ведь даже не попробовала постучаться в дверь. А что касается места… – говорят, снаружи сейчас кризис, люди теряют работу и уезжают туда, где она еще есть. Вот и тут, похоже, дела не ах. Да и вообще, не так уж здесь и пустынно: смотри, смотри, кошка!

И впрямь в нескольких метрах от нас из неплотно прикрытого мусорного бака вывернулась кошка, мягко спрыгнула на землю и, высоко задрав хвост, двинулась через дорогу.

– Вот видишь, – сказал я. – Если бак не пуст, то и дом обитаем.

Она молчала, с опаской поглядывая то на меня, то на предполагаемый дом Программера. Он и самом деле мало чем отличался от соседних особняков, где явно не жил никто: такой же запущенный газон, глухо запертые ставни на окнах и заржавевшие от долгого бездействия петли гаражных ворот.

– Я не смогу, – прошептала Она наконец. – Ты ведь знаешь. Я начинаю задыхаться, когда нужно говорить по заказу.

«Ну вот, начинается… – подумал я. – Не сможет, точно не сможет. Если бы он еще открыл дверь, чтобы хоть как-то начать общение… Тогда можно будет что-нибудь написать или воспользоваться жестами. Но для этого надо прорваться внутрь. А чтобы прорваться внутрь, придется прежде поговорить по интеркому. То есть сделать нечто принципиально Ей недоступное. Заколдованный круг. Плохо дело».

– Ерунда, – произнес я вслух. – Ты сможешь. Со мной-то ты говоришь нормально.

– С тобой другое дело, – отвечала Она. – С тобой я говорю мысленно. Мысли не слова, мысли не душат, если только они не слишком горькие. А там, на двери, интерком. Там нужно во весь голос. И без пауз, иначе он просто отключит связь и больше не откроет. Решит, что это дети балуются.

– Где ты видишь тут детей? Тут кроме одной помойной кошки… – я осекся, остановленный неожиданной мыслью. – Подожди-ка. Кажется, есть идея.

Мы подбежали к мусорному баку. Есть! Коробка из-под пиццы лежала сверху – слегка подмокшая и грязноватая, но вряд ли это будет заметно на мониторе камеры наружного наблюдения.

– Вот, держи! – я сунул коробку Ей в руки. – Тебе не придется ничего говорить! Позвонишь по интеркому и, когда он ответит, покажешь ему коробку. Только бы он оказался дома…