Хайп

— Обычно ты всегда и везде ходишь со мной. Сопровождаешь, так сказать. А сегодня вдруг…

— Я вчера тебе все сказала. Я дура, что ли? — Настя пожала плечиками. — Я же понимаю, там будет опасно. Тебе придется переживать за меня. Из-за этого ты можешь пострадать. Поэтому я даже не дергаюсь. — У нее что-то не заладилось с пилкой, и она начала обкусывать ноготь, делала это очень трогательно, как-то по-детски.

Пол не знал, что сказать. Ему впервые вдруг захотелось, чтобы Настя пошла с ним, была рядом. Но именно этого как раз и было нельзя допустить. Она права. Там будет очень опасно. Смертельно.

— Ну да, — пробормотал Пол. — Хорошо. Все, я пошел. Можно, я тебя поцелую? — Это вырвалось у него как-то само собой, неосознанно, спонтанно.

Настя засмеялась, легко соскочила с кровати, прошлепала босыми ногами к Полу.

— Конечно, можно, дурачок! — Она обвила его шею еще теплыми со сна руками и крепко, немного даже картинно поцеловала в губы. — Иди. Сделай там все как надо. Правильно.

Пол глупо хихикнул. Уже вторая женщина напутствовала его на убийство, причем почти теми же словами.

Накануне он внимательно изучил в Настином смартфоне карту района, где жил Гареев, поэтому без труда нашел и нужный дом, точнее, участок с высоченным зеленым забором и парк с прудами. Над темной водой поднимался туман, ветер шелестел верхушками ив и ясеней, где-то высоко в чистом небе летела сверкающая звездочка самолета. Солнце только что взошло над Москвой, укутанной утренней дымкой, и походило на начищенную бронзовую монету. Было холодно, зябко, промозгло.

Пол шагал по тропинке, присыпанной крупным песком, то и дело оглядывался. Народу в парке было немного, в основном собачники, да где-то за кустами мелькали разноцветные спины бегунов. Поначалу Пол напрягся, решил, что опоздал, это Гареев, но пригляделся и понял, что ошибся. По другой стороне пруда бежала стайка пенсионерок, похожих друг на друга, облаченных в вязаные гетры, спортивные костюмы и кроссовки. Про себя Пол окрестил их тещами олигархов. Судя по домам, прилегающим к парку, простые люди здесь не проживали.

Пол сунул ладонь за пазуху и нащупал теплую рукоять «глока». Во рту у него внезапно стало сухо, кровь гулко застучала в ушах. Он остановился, вытер вспотевший лоб и заметил, что у него дрожат руки. Его тело бил озноб, как при гриппе. Ноги сделались ватными, мысли исчезли, сердце заколотилось, словно бешеное.

Это был животный, первобытный страх перед неизбежным. Так маленький Павлик боялся похода к зубному врачу, потом, уже подросший, трясся в школе перед дракой, совсем недавно испугался в морге.

Хотя нет, не так же. Все те страхи теперь казались ему обычным проявлением эмоций. Их можно было пережить, что он и сделал. И еще тогда, в прошлом, от него ничего не зависело. Это была боязнь обстоятельств, страх необходимости. Он не мог не пойти к зубному, не участвовать в драке, отказаться от посещения морга.

А сюда, на берег озерца в Серебряном Бору, Пола привела его собственная воля. Она заставила его поехать в Нижний Новгород, встретиться с друзьями отца, разыскать Гарика, взять в руки оружие.

Самым поганым во всей этой истории было то, что он в любой момент мог остановиться, выкинуть «глок-17» в темную воду пруда, развернуться и исчезнуть.

И не мог. Потому что жить с тем грузом, с той болью в душе, которая сейчас терзала его, у Пола уже не получилось бы. Но и покинуть этот мир он не имел права. Мертвые смотрели на него из темноты. Он даже сейчас ощущал их тяжелые взгляды, судорожно вытирал о брюки мокрые от пота ладони.

Пол некстати вспомнил, что у них в офисе, в кабинете Мишеля, на стене висел большой плакат с изречением Кафки: «Кто познал всю полноту жизни, тот не знает страха смерти. Страх перед смертью — лишь результат неосуществившейся жизни».

Страх, который испытывал сейчас Пол, вроде бы не был связан с его смертью, скорее даже наоборот. Он боялся убить, лишить жизни другого человека.

Но если вдуматься, то на самом деле Пол боялся именно за себя. За свою жизнь. Вариантов было масса. Его могли застрелить охранники. Он мог промахнуться и попасть в руки Гареева живым. Это было еще страшнее. Наконец, даже если все получится как надо, Пол мог не успеть покинуть парк, сбежать, скрыться и оказаться в полиции. Что потом? Камера, суд, тюрьма, вонючий ночной барак и пара зеков с полотенцами в руках, подкрадывающихся к его кровати, чтобы придушить по приказу того же Челубея в качестве мести за Гареева.

«Сейчас я запущу кровавый маховик, — подумал Пол. — Хотя он уже крутится. Я мщу за отца, мне будут мстить за Гареева. А ведь у него наверняка тоже есть дети».

Чтобы хоть чуть-чуть прийти в чувство, Пол дал себе пощечину. Это помогло, но ненадолго. Страх вновь навалился на него, лишал сил и воли, пригибал к земле.

Мимо пробежала девушка в зеленых стрингах и бордовой ветровке. Пол посмотрел ей вслед, невольно задержал взгляд на ягодицах, туго обтянутых тканью, соблазнительно перекатывающихся в такт шагам.