Хакер Астарты

Возможно, это не совсем так. Женщины не яблони, мужчины не подсолнухи. Да ведь дело не в том, так это или не так. Кого ни возьми – Маркс, Юнг, Фрейд, – все заблуждались, все оказалось не так, но они для нашего понимания жизни сделали больше, чем те, кто не ошибался ни в чем. Не ошибаются изготовители ярлыков, классификаторы. Локтев не изобретал ярлыки, а пытался их стереть, потому и избегал научной терминологии, потому и не создал новую междисциплинарную науку, а пытается слить уже существующие вместе. Пусть ученые занимаются наукой, но, мне кажется, им не помешало бы получше отдавать себе отчет в том, чем они занимаются. Наука – это все-таки не религия, не надо путать одно с другим. Меня оставляет равнодушным указание калорий на упаковках в супермаркете. Это вполне научно, но калории разных продуктов усваиваются по-разному, и мне это сообщение ничего не дает.

Дуля помнит тот случай в бане. Это было, говорит она, в среду, потому что она с подругами ходили всегда по средам, а в четверг баня закрывалась на выходной и выстуживалась. Она не помнит, видела меня или нет. Я помню, что не видел и не знал, что она там была.

К тому времени я успел повидать фотографии голых девушек, маленькие, как игральные карты, и такие же замусоленные. Девушки на фотографиях стояли перед фотокамерой совершенно голыми, а потому беззащитными. Это было и страшно и так прекрасно, что захватывало дух. Я относился к ним, как к той тетке в бане: они смогли. Нет, лучше, чем к той тетке: они доверились хотя бы фотографу, но в какой-то степени и мне тоже.

Это был мой личный ключ к отношению полов. Боюсь, что другим ключом я так и не обзавелся. Чтобы родились дети, мужчины и женщины должны совершить своими половыми органами некоторую последовательность действий. Для этого надо сначала преодолеть стыдливость и раздеться. И вот это доверие, даже жертва, потому что раздеться очень страшно, но ты делаешь это, – это и есть, “догадался” я однажды, когда начал читать романы о любви, кажется, Стендаля, кажется, уже пятнадцатилетним, – это и есть любовь, о которой поется в песнях. Если любишь, ты даже хочешь быть беззащитным, ты разденешься с радостью. Ты поручаешь себя единственному человеку, которому доверяешь видеть тебя голым. А уж после этого ничто не было страшно, никакие прикосновения, проникновения и действия половыми органами, от которых рождаются дети.

Все женщины, у которых были дети, пережили хоть однажды с каким-нибудь мужчиной счастье доверия. И мужчины, конечно, тоже, но про мужчин было неинтересно, а женщины изумляли. Какой бы грубой и безрадостной ни была их жизнь, где-то в глубинах их памяти, заваленный обидами, мелочностью, унижением, страхом и усталостью, сохранялся, как клад под землей, след того доверия. Эти женщины окружали меня дóма и в школе, шли рядом со мной по улицам, ехали в трамваях и автобусах и хранили в себе давний след. Хоть раз в жизни они испытали счастье или у них не вышло, но они пытались.

С возрастом стыдливость убывает, пока не сходит совсем на нет, и это не связано с продолжением рода. Опять же, Локтев заметил, что у животных нет стыда, и это не мешает им продолжать род. Феномен стыда натолкнул его на мысль, что духовные процессы подчиняются законам информации.

7

Умненький мальчик, сознающий, что ум – это удел отверженных и неполноценных, я очень низко ценил его в себе, но очень высоко ставил Разум вообще. Все плохое в жизни – злоба, пьянство, драки, общая нелюбовь к евреям, – могло быть побеждено только им.

Исчезла поселковая шпана и картофельные делянки на железнодорожных откосах, забылись драки “шанхайских” и “слепянских”. Исчезли инвалиды войны в очередях и сами очереди за керосином, мукой, сахаром и хлебом, исчез шлагбаум перед железной дорогой, через нее построили мост, по нему проходили два трамвайных маршрута, поселок слился с городом, в нем было много трехэтажных домов и три “Продмага”. Он превращался в чистое и удобное место для жизни. Мы из девятиметровой комнатки переселились в двадцатиметровую. Маме стало легко добираться на работу и в больницу, когда туда попадала сестра Лена. В магазине можно было выбирать белый, черный и другие хлеба.

Я знал, что так было во всей истории человечества, которая развивалась от одного открытия и изобретения к другому. Слова “прогресс” и “разум” означали для меня одно и то же. Я зачитывался романами про бывших фронтовиков, ставших председателями колхозов и строителями сибирских магистралей, – они строили царство разума. Любимой книгой какое-то время был, пожалуй, “Таинственный остров” Жюля Верна – четыре инженера, оказавшись на необитаемом острове, силой инженерных знаний и труда превратили его в изобильное хозяйство.

Локтев не должен был мне понравиться.

Страницы его рассуждений я просто пропускал, выхватывая глазом короткие афоризмы:

“Человек стал человеком только тогда, когда вообразил себя чем-то иным”.

“Природа человека в том, чтобы не жить по своей природе”.