Пока я гулял, Курт дал пощечину Томасу. Назревала дуэль. Был один пистолет — у Курта. Пьяные собирались стрелять по жребию. Насчет дуэли не сговорились, но и не помирились. Трезвость — не лучшее состояние для миролюбия.
Общество коллег не слишком привлекает меня. И эта петушиная драчливость убила последнее желание общаться. Фридрих Ницше устыдился бы, увидев себя в своих адептах: претензия убогих сделаться сильными.
Замерцали в косых лучах крылья первых чаек, угрюмый Томас уселся писать акварельку. Какой мир ты золотишь своими лучами, Матерь? Стоит ли он твоих стараний? Тебе все равно. Каждое утро ты восходишь на небо, юная и свежая, а каждый вечер сходишь под землю, туда, где кончается твоя власть и начинается власть Киды́́́.
Утром я пережил упоительное приключение. Мне не пришлось даже стронуться с места. Я стоял по пороге дома, радуясь началу пригожего дня, а в это время старый Эсаф вез мимо свежий крепеж для раскопа. Оставив лошадь, он пошел в дом получить указания от Томаса. Рядом под навесом лежала солома для упаковки керамики. Учуяв запах, кобыла сделала три-четыре шага к ней и оставила после себя теплую кучу. В свою очередь я направился к медному умывальнику под навесом и прошел мимо подводы с крепежом и лошадиной кучи.
Я остолбенел, застигнутый врасплох. Когда-то где-то я, невероятно молодой и счастливый, шел к умывальнику и услышал запах теплого навоза и свежераспиленных бревен. Нынешний запах в точности совпал с запахом двадцатидвухлетней давности и явился из прошлого вместе с душевным состоянием, как если бы я провалился из одного пласта времени в другой и снова оказался возле казармы нашего кавалерийского полка. Это не было пресловутое дежа вю, иллюзия, будто все когда-то было, — вовсе нет.