Кусок прошлого возник, как если бы его кто-то вырезал из вещества прошлого, как вырезают заступом кусок дерна. В дерне сверху трава, внизу почва, в почве корни травы, они, молочно-белые, как обрубленные проводки, торчат в срезах. Все можно разглядеть в отдельности и в совокупности, но уже нельзя определить, куда уходили отрезанные заступом щупальца корней. Так же, заново переживая юнкерское предчувствие холодной воды из рукомойника и лошади кашевара с котлом горячей каши, подгоревшей на дне, я совершенно не помнил, откуда вышел, куда направлялся и что должен был сделать. Может быть, в то утро я ждал письма от Оленьки, может быть, мы устроили розыгрыш Мусику и с нетерпением ждали, когда он проснется и среагирует, может быть, накануне получил „Ниву“ с фотографией неожиданно прославившегося отца и собирался показать журнал ротмистру Глебову, может быть, ждал, что утром прошмыгнет мимо посудомойка, имя которой забыто навсегда, и я увижу ее в кофте, широкой длинной юбке и поймаю безадресный лукавый взгляд, — память выдала лишь срез мгновения во всем богатстве чувств и ожиданий, без питающих эти чувства и ожидания конкретных причин, я испытал не делимое на отдельные ожидания и чувства, но невероятно точное повторение самого себя.
Выйдя из зоны запаха, я потерял ниточку, связывающую с воспоминанием, и оно тут же иссохло. Я осознавал, что только что вспомнилось какое-то утро шестнадцатого года, но уже не находился в том утре сам. Теперь я пытался вспомнить не утро, а свое воспоминание о нем. Остановился, сделал два шага назад и опять попал в струйку запаха. Эффект повторился, я снова испытал юнкерское счастье. В этот раз удалось загрести его чуточку больше — к ощущениям и чувствам прилипли какие-то подробности, обоснования, вспомнились забытые имена, например, Вольдемар и Резвый. Да, вроде бы, в самом деле Резвый. Все это было совершенно не судьбоносным, неважным, — случайное, ничем не примечательное утро молодости. Следующий шаг опять вынес из запаха, и я, цепляясь за прошлое, снова отступил назад. Я проделал так несколько раз. Эффект запаха действовал все слабее, а потом и угас, лишившись энергии новизны.