Хакер и Маргарита

– А что касается меня, то вас, наверняка, разочарует мой рассказ, – продолжал Одинцов. – Лалаев просто вдруг появился, как чертик из табакерки. В один прекрасный день, вернее, вечер, когда я покидал офис, ко мне обратился торговец с лотка, который стоял у нас в холле. Он рассказал мне некоторые факты и предложил оценить мое дальнейшее спокойствие. Я провел ужасную ночь, был близок к самоубийству, но все же решил заплатить. Мы определили сумму – она оказалась не очень велика и я выплачивал ее ежемесячно. Не так давно Лалаев обратился ко мне с просьбой познакомить его с нашей картотекой личных дел. Я не посмел ему в этом отказать. Не посмел возражать, когда он попросил домой несколько папок, обещав вернуть их к началу рабочей недели. Поверите ли, я все утро был как на иголках. Страшно даже подумать, что могло бы произойти, запроси эти папки начальство. Лалаев мертв, бумаг на месте нет...

– А ваша жена знала о том, что вы подвергались шантажу? – спросил я.

– Нет, что вы! – ужаснулся Одинцов. – Мила очень решительный человек, очень независимый. Она бы не вынесла такого давления.

Я вспомнил фразу, которую обронила Мила во время моего посещения – «Он что, требовал денег?» – и подумал, что Одинцов прав. Мила бы не стала просто так ежемесячно отстегивать Лалаеву деньги. Она бы просто-напросто убила его. А может быть, и действительно?..

– Что касается Дикарева, то он будет только после обеда. А с Бабенко вы можете сейчас увидеться хоть сейчас, – предложил Одинцов. – Он у себя в кабинете, кажется, один. Вам никто не помешает.

Как показала действительность, Однцов, с одной стороны, жестоко ошибался, а с другой – был прав на все сто процентов.

Мне помешали, да еще как! И мне помогли, как мало кто мог помочь.

Дело в том, что в кабинете под номером восемнадцать (красные цифры на черном фоне) оказалась та самая дама, которая испытывала остатки моего терпения, насилуя служебный телефон в холле фирмы «Марат».

Мы с Одинцовым вошли как раз в тот момент, когда сия особа просматривала настольный перекидной календарь господина Бабенко.

– Ни в коем случае, Славик, – всплеснула она руками, остановившись на каком-то листе. – Ты не можешь, понимаешь меня, просто не можешь в четверг ехать в командировку. Даже на полдня.

– Но Оленька, – слабо пытался возражать управляющий черной кассой, он же – по совместительству – курирующий связи с общественностью, – это же не я решаю, ты попробуй понять!

– А что тут понимать? – возразила Ольенька, сгребая со стола календарь. – Я сейчас сама пойду и поговорю с Букенбаем Минимеровичем. Кто-то же должен заступаться за тебя, если ты сами не в состоянии.

Бабенко со стоном прикрыл рукой глаза и опустился в свое кресло.

Едва кивнув нам на ходу, строгая дама плавно выплыла из кабинета, с порога погрозив на прощание пальцем его владельцу.

– Опять? – спросил Одинцов, удостоверившись, что шаги посетительницы затихли в конце коридора. – Что на этот раз?!

Бабенко быстро и бесшумно зашевелил губами, изображая матерную ругань.

Юрий Юрьевич сочувственно покачал головой. Отдав дань соболезнования, он приступил к делу. Указав рукой на меня, Одинцов проговорил:

– Вот, Слава, по твою душу. Ничего от себя говорить не буду, сам разберешься.

– Насчет покупки полосы в еженедельнике? – вяло осведомился Бабенко.

Но Юрий Юрьевич уже покинул кабинет, аккуратно и плотно прикрыв дверь.

Бабенко небрежно указал мне на стул и уже потянулся к календарю, но, вспомнив, что его умыкнула дама, досадливо чертыхнулся.

– Так что там у вас? – обратился он ко мне, придав лице деловое выражение.

– У вас, Владислав Сергеевич, – со вздохом поправил я его. – Именно у вас...

Когда Бабенко услышал, что речь идет о Лалаеве, он тотчас же изменился в лице.

– Я полагал, что с его смертью весь кошмар закончится, – прошептал он.

– Вы, часом, не приложили к этому своих усилий? – поинтересовался я.

– То есть? – переспросил Бабенко. – Что вы имеете в виду?

– Если взять процентное отношение, то шантажисты умирают чаще простых смертных, – пояснил я. – Гораздо чаще, Владислав Сергеевич.

Бабенко внимательно посмотрел на свои руки, вытянутые вперед.

– Я его не убивал, – твердо заявил он. – Думаете, я вас боюсь! Ха! Я абсолютно спокоен. Хотите, проверим? Тогда смотрите.

Он схватил со стола лист бумаги и положил его на тыльную сторону ладоней. Бумага одну секунду лежала совершенно неподвижно, а затем стала колыхаться, трепетать, заплясала на его руках бешеный танец и, наконец, спорхнула на пол прямо мне под ноги.

Тут же широко распахнулась дверь и в кабинет заведующего черной кассой вплыла торжествующая дама с настольным календарем в руке.

– Славик, я все урегулировала! – радостно провозгласила она. – В командировку ты не едешь. Я сумела убедить Букенбая Минтимеровича...

– Его же нет на месте! – вставил слово Владислав Сергеевич.

Дама на минуту смутилась, но тут же нашла выход из положения.

– Я говорила с ним по телефону, дорогой... Так вот, мы оба пришли к мнению, что субтропический климат тебе противопоказан.

Судя по выражению лица господина Бабенко, его не очень обрадовало это известие.