Халява для лоха

Дверь открыла симпатичная женщина лет шестидесяти, с красиво уложенными каштановыми волосами, в светлых брюках и цветастой кофточке-разлетайке.

– Привет, мам, – чмокнул хозяйку в щеку «профессор». – Ты не пугайся, тут целая гоп-компания да еще и во главе с милиционером. Девчонку вот с сержантом на улице подобрали. Вернее, он подобрал, а я потом присоединился. «Скорую» вызвали, едет. Ты ее чаем, что ли, напои, а то она замерзла совсем. И с врачами уж как-нибудь без меня. А я спать пойду… Завтракать не буду – нет сил ложку ко рту нести. – Тут доктор обернулся к продолжавшему топтаться возле порога сержанту: – Ты только не забудь на подстанцию дозвониться, ладно? Ну все, бывай.

Когда за сержантом захлопнулась дверь, хозяйка провела нежданную гостью на кухню, налила ей чаю, подвинула блюдо с бутербродами и, велев не стесняться, пошла в комнату сына.

Тот вытаскивал из недр дивана постельное белье.

– Ты с ума сошел! Она же не в себе, ты что, не видишь?! А если ей вздумается дом поджечь? Или еще чего? Ножи я в дальний ящик убрала, но если она буйная, то и без ножей с нами справится! Я недавно передачу смотрела, так там говорили, что буйные во время приступа иногда такую силу обретают – железные прутья в узел могут завязать!

– Да ладно тебе, мам, – устало отмахнулся доктор. – Какая она буйная? Из трамвая в обмороке вынесли. Может, головой ударилась – такой гололед на улице… В трамвай-то села, а тут запоздалая реакция, обморок и временная потеря памяти. Мам, отстань, а? – жалобно по­просил доктор и, улегшись на диван, натянул на голову одеяло.

– Ну как знаешь, – сердито проворчала женщина и ушла, тихо прикрыв за собой дверь.

Проснулся доктор в шестом часу вечера. Потягиваясь, в трусах и футболке вышел на кухню и застыл с открытым в позевоте ртом. За крошечным пластиковым столом, за которым доктор и его мама обычно завтракали, обедали и ужинали, сидела утренняя гостья и чистила лук.

– Не понял, – только и сумел вымолвить доктор и вопросительно посмотрел на мать, которая хлопотала возле плиты, – что-то мешала на сковороде.

– Иди оденься, – не поворачивая головы, скомандовала женщина. – И садись ешь, почти двое суток без горячего. Как же тут гастрит не заработать!

– А «скорая» не приезжала, что ли?

– Не приезжала.

– Так надо было самой вызвать.

– Вот сам сейчас и вызовешь. Только сначала поешь. – Женщина обернулась на продолжавшего стоять в дверях сына. – Нет, сначала ты наконец оденешься!

Ужин прошел в молчании. Только у каждого из троих сотрапезников это молчание было разным. У гостьи – сонно-равнодушным, у доктора – напряженно-озабоченным, а у его матери – упрекающим, нарочито назидательным.

По окончании трапезы Вероника Михайловна пристроила гостью к раковине, мыть посуду, а сама, поманив сына пальцем, прошла в дальнюю комнату, громко именовавшуюся гостиной.

– Нет, ты чего в «скорую»-то не позвонила? – Геннадий собрал лоб в вертикальные складки и уставился на мать припухшими после долгого сна глазами.

– А ты мне такого указания не давал! И не повышай на мать голос! – Лицо Вероники Михайловны приняло скорбное выражение. – Теперь я понимаю, почему Кристина от тебя ушла. Ты совершенно не способен думать о семье и близких! Привел в дом незнакомого человека, да еще в таком состоянии, и бросил на старую мать.

То, что неусыпно следящая за своей внешностью Вероника Михайловна назвала себя старой да еще и вступилась за бывшую сноху (чего допрежь – ни в «брачный период», ни после развода не случалось), произвело на Геннадия сильное впечатление.

– Ладно тебе, мам, не ругайся, – примирительно обнял «старушку» Геннадий. – Сейчас вызовем «скорую», лучше сразу психиатричку – и через полчаса-час ее увезут.

– Нет, какой ты все-таки бездушный! – вопреки всякой логике, вынесла вердикт Вероника Михайловна и дернула плечом, чтобы освободиться из сыновних объятий. – Профессия медика действительно накладывает отпечаток. Ты стал циником, и меня это как мать не может не тревожить! Ты что, не знаешь, какие у нас условия в бесплатных психиатрических больницах?! В той передаче, про которую я тебе рассказывала, был жуткий сюжет, просто жуткий! Там больных привязывали ремнями к кроватям, делали какие-то очень болезненные уколы, били и даже насиловали! И ты хочешь девочку в такой ад отдать? Конечно, оставлять ее у нас нельзя, но у нее же должны быть какие-то родственники…

– О! – Геннадий хлопнул себя по лбу. – Как это я забыл? Мы с сержантом у нее в кармане бумажку с адресом нашли. Если там даже и не родня живет, то уж наверняка люди, которые знают, кто она и откуда. Сейчас, сейчас, куда это я ее дел? – Доктор начал шарить по карманам куртки. – Там и телефон был. Чего я, дурак, сразу-то позвонить не догадался…

Написанный на самодельной визитке номер был занят. Таковым он оставался и через пятнадцать минут, и через полчаса, и через час.

– Сколько можно болтать?! – разозлился Геннадий, в очередной раз услышав в трубке короткие гудки. – Уже почти восемь. Ладно, пусть у нас переночует. Сегодня мы до родственничков дозвонимся, а завтра утром небось за ней и приедут.