Халхин-Гол/Номонхан 1939

Из-за нехватки сырья и мощностей промышленности Япония не могла сравниться с великими индустриальными державами в количестве производимого оружия. Поэтому японские генералы традиционно считали необходимым в доктрине и боевой подготовке делать упор на важность духовного превосходства японского солдата. Вследствие этого они привыкли недооценивать важность материальных факторов, в том числе огневой мощи. Это было особенно характерно для армии, которая перенесла тактику массовых штыковых атак из прошлого века во Вторую Мировую Войну. Эта доктрина с упором на "духовное превосходство" была следствием слабости в материальном плане, так как признать превосходство материальных факторов над человеческими означало заранее смириться с поражением японского оружия. Кроме того, великие победы Японии в Японо-китайской и Русско-японской войнах, в Маньчжурском инциденте и наконец во второй Японо-китайской войне (не говоря уже о легендарной победе над монголами в XIII веке) - победы, одержанные над гораздо более многочисленным противником - выглядели явным доказательством непреходящего превосходства японского боевого духа. Только в такой доктрине Японская Императорская Армия могла найти внутреннюю силу и уверенность, необходимые для противостояния могущественным врагам. Особенно это было верно в противостоянии с советской Россией, огромные территории, численность населения и материальные ресурсы которой для иных противников могли выглядеть устрашающе. Но что относительно боевого духа? Японские военные презирали большевизм, считая его низменной и бесчеловечной материалистической философией, в которой полностью отсутствует духовная сила. Вследствие этого они считали, что Красная Армия обладает очень низким боевым духом, и, соответственно, низкой боевой эффективностью. Сталинские репрессии только укрепили это убеждение.

Но недавний горький опыт Номонхана опровергал все это. Как среди простых солдат, так и среди офицеров и 23-й дивизии, и в штабе Квантунской Армии, начали возникать страшные вопросы: советская техника и огневая мощь оказались сильнее японского боевого духа? А если нет, неужели враг обладает боевым духом, сравнимым с японским?

Для некоторых в Квантунской Армии это были чудовищные, почти в буквальном смысле немыслимые идеи. Для других такие мысли вели к выводам, о которых было просто слишком мучительно думать. Легче было счесть результаты боев в мае и июле следствием неопытности 23-й дивизии. После войны в интервью, которое он дал в 1955 году, полковник Суми с горечью вспоминал: "В штабе Квантунской Армии говорили, что поражение произошло не из-за того, что их план был плох, а из-за неудовлетворительных действий командиров частей. Они решили наказать нас, но без формальных процедур". Суми хранил конфиденциальное письмо, полученное им 10 июля 1939 от генерала Сонобэ Ваитиро, уважаемого командира элитной 7-й дивизии Квантунской Армии. В августе 1939 Сонобэ был повышен в звании и назначен командующим Экспедиционной Армии в Китае. В письме Сонобэ содержалось много критики в адрес штаба Квантунской Армии относительно неадекватной разведки и неудовлетворительного планирования июльского наступления. Суми хранил это письмо в секрете 34 года, и его публикация в 1973 в ведущей газете Японии "Асахи Синбун" вызвала большой резонанс.

Как бы то ни было, у офицеров штаба Квантунской Армии сложилось твердое убеждение, что эту ситуацию абсолютно необходимо как-то исправлять.

Оценка недавних событий в штабе 1-й армейской группы Жукова была не столь болезненной, но и там не обошлось без критики и мрачных предчувствий относительно будущего. Тот факт, что противник смог незаметно переправить через Халху почти 10 000 солдат в то время, как советское командование должно было проявлять повышенную бдительность после налета японской авиации 27 июня, мог означать недостаток бдительности или откровенно преступную халатность либо со стороны самого Жукова, либо его подчиненных. Кроме того, Жуков не сумел в полной мере использовать опасное положение, в котором оказался Комацубара 4-5 июля.