Эта неспособность усугублялась политическими ошибками. "Правящие партии в парламенте сами себе копали могилы", писал историк Ричард Сторри. Каждая из двух крупнейших политических партий поддерживалась одним из огромных (и вызывавших все большее возмущение в обществе) концернов-
Погрязшие в скандалах и коррупции политические партии и неспособность правительства справиться с экономическим кризисом - уже одного этого могло быть достаточно, чтобы похоронить хрупкий эксперимент парламентской демократии в Японии. Но идеальный шторм, который привел Японию к диктатуре, войне, и в конце концов, к гибели, подпитывался еще и ультранационализмом, милитаризмом и международными кризисами.
В первой половине XX столетия в новой Японской Императорской Армии господствовали представители сословия самураев. Но уже в 1920-е годы это господство поколебалось. К 1927 году до 30 процентов младших офицеров были не самурайского происхождения - сыновья крестьян и торговцев. Из этих сословий вышли сотни офицеров, чувствительных к тяжелому экономическому положению бедных слоев населения. И, несмотря на императорский запрет на участие офицеров в политике, именно эти офицеры оказались особенно восприимчивы к ультранационалистической пропаганде, агитации, склонности к заговорам и даже мятежу. Нездоровая политическая, экономическая и социальная обстановка в Японии усугублялась растущим чувством тревоги относительно событий в Китае и Советском Союзе, но в 1920-е годы это только назревало и стало изливаться вспышками насилия лишь с 1930 года.
В 1930 правительство Хамагути вызвало враждебность японских военных кругов и националистов, уступив давлению США на Лондонской военно-морской конференции и согласившись на соотношение 10:10:6 для американских, британских и японских тяжелых крейсеров соответственно, несмотря на то, что против этого яростно возражали японский Морской Генеральный Штаб, Высший Военный Совет, Государственный Тайный Совет, основная оппозиционная партия, бесчисленные общества националистов и значительная часть популярной прессы. Хамагути, проявив незаурядное упорство, ратифицировал Лондонский Военно-Морской договор - но за это ему дорого пришлось заплатить. По словам японского историка Йосихаси Такехико "упорная настойчивость Хамагути вызвала такую ожесточенную реакцию со стороны его оппонентов, что в долгосрочной перспективе делу парламентской демократии в Японии был нанесен тяжелейший удар, от которого она так и не восстановилась до самого поражения Японии в 1945".
Через несколько месяцев после ратификации договора адмиралы, поддержавшие решение правительства, были отправлены в отставку под давлением националистически настроенных кругов флотского командования. 14 ноября 1930 года, всего через шесть недель после ратификации, Хамагути был смертельно ранен выстрелом молодого "патриота", члена одного из ультранационалистических обществ, так ненавидевших политику премьер-министра. Это было лишь первое из целой серии убийств и попыток переворота, из-за которых американский журналист в Японии охарактеризовал ситуацию как "власть через убийство".
Высшее военное командование в конце концов нашло более простой способ взять правительство под свой контроль. По императорскому указу от 1900 года посты военного и военно-морского министров должны были занимать генералы и адмиралы, находящиеся на действительной службе. Таким образом, армия или флот могли заставить правительство уйти в отставку, просто выведя из его состава военного или военно-морского министра и отказываясь назначить нового. В 1930-е годы это фактически привело гражданское правительство под контроль военных. Вскоре генералы и адмиралы сами стали возглавлять правительство.
Обычно правление военных - не говоря уже о военной диктатуре - ассоциируется со строгой дисциплиной. Именно такой дисциплины военные власти Японии добивались от гражданского населения. Но в среде самих военных существовало особенное, характерное для японской армии явление, известное как