«Половая жизнь исламских экстремистов»
Уинстон Чан
Он лежит под крутящимся под потолком вентилятором и думает, с чего же начать. В Каире ежедневно происходит что-нибудь достойное публикации в новостях. Но где? И когда? Он вылезает с ноутбука в интернет и читает там местную прессу, но в голове не проясняется. Все эти пресс-конференции — как на них попасть? Откуда брать официальные заявления? Он бродит по Замалеку, району, в котором он живет, со слабой надеждой на то, что взорвется бомба — разумеется, не слишком близко, на достаточно безопасном расстоянии, чтобы сделать записи в блокноте. Возможно, статья под его именем попадет на первую полосу.
Но в тот день ничего не взорвалось. В последующие дни тоже. Он постоянно проверяет почту, ожидая гневного послания от Мензиса с вопросом, что же, черт возьми, происходит. Но вместо этого приходит письмо от другого человека, Рича Снайдера, который тоже хочет попробовать себя в роли внештатного корреспондента в Каире. Рич возвещает о своем неминуемом приезде и заканчивает письмо строчкой «Не могу дождаться нашей встречи!»
Уинстону он кажется дружелюбным. Но разве обязательно с ним встречаться? Он сочиняет теплый ответ: «Желаю хорошо долететь. С наилучшими пожеланиями, Уинстон».
И немедленно получает новое сообщение: «Надеюсь, ты сможешь подобрать меня в аэропорту! До скорого!» Он сообщает номер рейса и время прилета.
Уинстон что, должен привезти его из аэропорта? Они же вроде конкуренты? Может, это профессиональная этика. Из газеты об этом не сообщали. Но он ведь вообще не в курсе, как устроен мир журналистики. Поскольку ему все равно больше нечего делать, он вызывает такси и едет в Международный аэропорт Каира.
— Ты все же приехал, круто, — радуется Снайдер. Он берет молодого коллегу за плечо, а со своего сбрасывает сумку. Ему около пятидесяти, на нем военная куртка с распродажи и белая футболка, а на шее позвякивают собачьи медальоны, купленные в сувенирной лавке. Корона густых вьющихся волос, тяжелый лоб, из-под которого глаза-бусины мечут пронизывающие взгляды. Уинстону никак не удается отделаться от мысли, что Снайдер похож на бабуина.
— Снова оказаться на Среднем Востоке — это просто жесть, — продолжает Снайдер. — Как я устал, ты себе не представляешь. Я только вернулся с конфы по СПИДу.
— Чего по СПИДу?
— С конференции по СПИДу в Бухаресте. Такой тупизм, ненавижу получать награды. Журналистика — не соревнование. Не в этом суть, понимаешь. Ну да ладно.
— Вы получили награду?
— Ерунда. За серию статей для газеты — о больных СПИДом цыганских детях. Читал?
— М-м, кажется, да. Наверное.
— Брателло, да ты чего? Их же направили в Пулитцеровскую комиссию.
— Вас номинировали на Пулитцеровскую премию?
— Только направили, — уточняет Снайдер. — Направили на рассмотрение. Что меня бесит, так это то, что международная общественность бездействует. Такое ощущение, что никому и дела нет до СПИДа у цыганят. По крайней мере Пулитцеру точно. — Он показывает на свою сумку. — Не донесешь ее до машины? У меня проблемы с позвоночником. Спасибо. — Он открывает телефон-раскладушку и смотрит на экран. — Я такой параноик, все время боюсь, что позвоню по ошибке тому человеку, о котором треплюсь. Он же выключен, да? — и Снайдер закрывает телефон. — Обожаю Кэтлин, — продолжает он. — Ты наверняка тоже. Она просто супер. Еще на прошлой работе Кэт постоянно пыталась нанять меня кем-то вроде главного национального корреспондента в Вашингтоне. Но я тогда безвылазно сидел в Афганистане, и мне пришлось сказать ей, типа, «спасибо за приглашение, но, блин, не вовремя». Она до сих пор рвет на себе волосы. Упущенные возможности. Ну да ладно. Ты тоже от нее тащишься?
— От Кэтлин? Я ее не очень хорошо знаю, вообще-то всего один раз видел, на конференции в Риме.