— Высокий. Это сразу бросается в глаза. Не ступи он на неверный путь, мог бы стать профессиональным спортсменом. В этом-то и трагизм — такой талант профукан. Ну да ладно. Что меня бесит в МВПТ, так это невежество. Не пойми меня неправильно — я против любых форм экстремизма. Я лишь скромно уповаю на то, что люди следят за моей работой и слышат крик души, рвущийся из каждой статьи.
— А о чем этот крик?
— Не против, я доем хумус?
Уинстон кладет на стол три папки бумаг.
— Тут почти все, о чем вы спрашивали. Там есть содержание и указатель.
Снайдер жует, не поднимая глаз.
Уинстон предпринимает еще одну попытку.
— Оставить их тут?
— Забери их себе, парниша. Мой тебе подарок.
— Вас что, не интересует расследование?
— Чувак, ты что, не читаешь газету? Статья уже вышла.
Уинстон пытается осмыслить услышанное.
— Я стал соавтором статьи, которую даже не читал?
— Ты же сказал не подписывать статью твоим именем. Ты же вроде писал это по мылу или что?
— Не было такого.
— Было. Поскольку, типа, очевидно, что это исключительно мой материал и все такое. — Его рука пикирует на баклажанную икру Уинстона. — Так что, ты теперь фрилансить будешь?
— Ну, я все еще надеюсь получить эту внештатную должность.
— Где?
— В газете.
— Они что, тебе не сказали? Мне так неловко, — говорит Снайдер, — типа, я теперь их человек в Каире. — Он открывает телефон, смотрит, не звонит ли он кому, и закрывает. —
Уинстон неохотно достает кредитку.
— Дружище, это так мило с твоей стороны. Я бы без проблем расплатился, но раз уж ты вызвался.
— Вообще-то для меня это проблема. Я же остался без работы.
— О боже, тогда особенно круто, что платишь ты.
Снайдер по-хозяйски направляется к дому Уинстона, отпирает дверь и плюхается на кровать животом вниз.
— Снайдер?
— Да?
— А что случилось с моим ноутбуком?
— Каким ноутбуком?
— Который вы забрали.
— А когда ты его видел в последний раз?
— У вас в руках.
— Нет, чувак, я в этом сомневаюсь.
Уинстон не спит почти всю ночь, сгорая от желания убить этого бабуина-узурпатора. Но перспектива оказаться в каирской тюрьме сдерживает его, так что вместо этого он начинает придумывать колкости, которые выскажет ему на следующее утро.
Но на рассвете, когда Снайдер поднимается и начинает скакать по квартире, Уинстон лишь молча смотрит на него с тихой ненавистью, так окончательно и не пробудившись. Снайдер сообщает, что какая-то активистка предложила ему слетать в Дарфур закрытым рейсом. «Настроя нет никакого», — объявляет он. Собирает вещи и уходит, даже не поблагодарив.
Уинстон растягивается на кровати, которая еще не успела остыть, и закрывает глаза. Он вспоминает общение со Снайдером и клянет себя за трусость. Около часа он вертится в постели, потом встает, вознамерившись убраться из этого города.
Поначалу эта мысль его расстраивает, но потом он приободряется — он же хотел уехать из Каира, как только прилетел сюда. Стоит ли сообщить об этом в редакцию? Они хоть знают, что он тут? За все время, что он провел здесь, ни Мензис, ни Кэтлин, ни кто другой с ним не связались.
Осталось лишь поменять обратный билет, собрать вещи и отдать Зейне ключи. Уинстон приглашает ее на обед, чтобы отблагодарить ее за все, обещая себе, что даже не упомянет Снайдера. Но этот бабуин то и дело всплывает в разговоре.
— Я одно о нем могу сказать, — говорит Уинстон, — цитаты он хорошие достает. У меня, конечно, опыт совсем незначительный, но никто ничего особо интересного не сказал.
— Цитаты? Говорят, что они у него бывают крайне приблизительными.
— В смысле?
— Ну, разве талибанские боевики скажут что-нибудь вроде: «Нехило мы их разбомбили, а теперь давайте надерем задницу Северному альянсу»?
— Не могу судить. Я ни с кем из Талибана не общался.
— Честно говоря, он отличный репортер, он всегда лезет на передовую, по-своему безбашенный.
— Знаю. Я однажды видел, как он разговаривал с человеком из министерства внутренних дел на Хан-эль-Халили. Снайдер пристал к нему, мне показалось, что он был довольно груб. Но в итоге он получил материал для статьи.
— Хорошие манеры и репортерский талант вещи взаимоисключающие, — поясняет Зейна. — Ну, я слегка преувеличиваю.
Она старше Уинстона лет на десять, и он от нее в восторге — Зейна такая собранная и столько всего знает. Он думает о том, не удастся ли ему после ужина ее поцеловать. Он не видел, чтобы в Каире люди целовались на улице. Где же ему попытать счастья?
Но опять же, набросится он на Зейну, и что дальше? Она пугает его и в одежде. Но его слабая надежда угасает, когда она говорит:
— Ты же знаешь, что между мной и Снайдером кое-что было?
— Да? — небрежно бросает Уинстон. — Что же?
— Небольшая интрижка. Ну да ладно.