Халтурщики

Это же выражение Снайдера, холодея, понимает Уинстон.

— То-то я думаю, откуда ты столько о нем знаешь.

— В целом это была плохая идея. Но он соблазнительный.

— Снайдер соблазнительный?

— Я же тебе говорила, — объясняет она, — он сексуален. Но скажи мне лучше, мистер Чан, как тебе твой журналистский опыт — полный кошмар?

— Не совсем.

— О, хоть что-то тебе понравилось?

— Работать в библиотеке, — отвечает он. — Я, похоже, предпочитаю книги людям — первоисточники меня пугают.

— Кроме обезьян.

— Даже они, — отвечает он. — Например, один раз мой научный руководитель привел в лабораторию на экскурсию кучку студентов. И решил продемонстрировать им принципы иерархии у макак. Так что по его команде самец по имени Бинго вцепился мне в ляжку и загнал меня в угол клетки. То есть Бинго перед всем классом продемонстрировал, что он, ничем не выдающийся обезьяна-подросток, значительно превосходит меня по статусу.

Зейна улыбается.

— И поэтому ты бросил аспирантуру?

— Нельзя сказать, что связи совсем нет. Когда изучаешь приматов, плохо то, что постоянно приходится думать о статусе, подчиненном поведении, формировании союзов. В научном сообществе я бы навсегда остался приматом с невысоким статусом. И мне показалось, что журналистика — это профессия для альфа-самца.

— Нет, это сборище придурков, притворяющихся альфа-самцами, — говорит Зейна. — Кстати, я тебе сказала, что Снайдер звонил мне из Дарфура?

— Чего он хотел?

— Просил перевести кое-что с арабского. У него там интересный материал для статьи.

— И ты согласилась?

— С чего бы? Вообще-то я разговаривала с Кэтлин из газеты.

Уинстон разволновался, подумав, что Зейна решила вмешаться, чтобы работа все же досталась ему, и что, может быть, ему таки придется остаться.

Но все оказалось не так.

— Я устала батрачить на агентство, — объясняет она. — Мне уже надоело сидеть на телефоне, хочется выйти из офиса и делать репортажи самой. Пусть хотя бы в должности внештатного корреспондента в газете.

— Я и не знал, что ты тоже хотела туда устроиться.

— Хотела.

— Тогда ты была особенно щедра, помогая мне, — говорит он, внезапно осознавая, как много она для него сделала. — Почему ты раньше мне об этом не сказала?

— Мы были конкурентами.

— А я и не знал.

— Так что, ты вернешься в Миннесоту учиться?

— У меня есть кое-какой план, — хитро отвечает он и на этом смолкает. Уинстон не хочет раскрывать перед ней все карты. Да и плана-то у него нет. — Знаешь, — замечает он, — мне кажется, что я кое в чем ошибся: я всегда думал, что возраст и опыт делают тебя крепче, более устойчивым к неприятностям. Но это не так. На самом деле все наоборот. — Уинстон поворачивается к Зейне: — Согласна?

Но она смотрит на телефон, проверяя, нет ли пропущенных вызовов от Снайдера, и не отвечает.

1963 Корсо Витторио, Рим

Когда Бетти вышла из дела, Лео взял бразды правления газетой в свои руки, объявив, что его основная задача — повышение статуса. Имел ли он в виду статус газеты или собственный, оставалось спорным вопросом.

Он помешался на «статьях в рамочках»: по его мнению, они бросались в глаза и приковывали внимание покупателя в газетном киоске. Но он не верил, что с такой важной задачей справятся его штатные корреспонденты, так что заказывал эти статьи фрилансерам, что не добавляло ему популярности среди коллег. Атмосфера в редакции становилась все невыносимее, от сплоченного коллектива не осталось и следа.

Тираж незначительно снизился, но Лео объяснял это тем, что круг читателей у них стал более изысканным. Переписываясь с советом директоров в Атланте, он уверял их, что сократит затраты, однако в душе он был крайне самоуверен. Ведь Чарльз раскрыл перед ним карты, сказав, что газета неприкосновенна.