Халтурщики

— Вы помните, о чем мы в ту ночь разговаривали в больнице? — спрашивает Кэтлин. — Я сказала, что подумываю вернуться в Вашингтон, но пока не решила. А вы ответили, что я должна лететь. Согласиться на эту работу, бросить Дарио, уехать из Рима.

— Ничего подобного я не говорила.

— Говорили.

Во вторник утром Марта стучит четыре раза и ждет. У нее есть ключи, так что она входит сама. Появляется Орнелла в ночной сорочке.

— Ой, простите меня, — говорит уборщица, кивая.

— Из-за тебя я оказалась в ужасной ситуации — в воскресенье осталась без газеты, — начинает Орнелла. — Совершенно непростительно! — Ей хотелось бы взять свои слова назад, но вместо этого она уходит обратно в спальню.

Она одевается, выходит в гостиную и начинает переставлять фотографии, словно этой вспышки и не было.

— Если я сяду сюда, — объясняет она Марте, — когда я отвлекусь от газеты, мой взгляд будет падать на Масси. А если туда — то на Козимо. Или, может, на его место Дарио перевесить? Понимаешь, если фотографии не перевешивать, перестаешь их замечать.

Марта вежливо кивает, сметая мусор в совок.

Орнелла молча направляется в свою комнату.

— Синьора Орнелла, сегодня газету достать?

— Нет, — отвечает хозяйка через закрытую дверь. — Спасибо.

Когда входная дверь закрывается, Орнелла выходит. Марта оставила ей записку с просьбой купить чистящую жидкость конкретной марки и бумажных полотенец.

— Как только эта девица умудряется расходовать столько полотенец? — возмущается Орнелла. Она проверяет, не осталось ли пыли под диваном. И пока она шарит там, согнувшись в три погибели, на деревянный пол падает капля. Она дотрагивается до лица — это слеза. Резко шмыгнув носом, Орнелла берет себя в руки. Она вытирает слезы с пола и щек и встает.

Дарио придет, если он ей понадобится, но умолять она не будет. А вот второй сын, Филиппо, ее совсем избегает — он унаследовал чувство интеллектуального превосходства по отношению к матери от Козимо. А внуки? Они ее, похоже, боятся.

Орнелла скучает по мужу. Последние десять лет их совместной жизни состояли из врачей и лекарств, коротких проблесков надежды и длительных периодов безнадежности. (Она так и не рассказала ни Дарио, ни Филиппо, как на самом деле умер их отец — она нашла его с запиской, в которой говорилось: «С меня хватит».) Орнелла врала всем, что он умер от заболевания сердца. Где-то глубоко в душе она понимает, что сыновья знают правду. Так же глубоко она спрятала самую разную информацию: она одновременно знает и не знает, что именно думают о ней люди, что существуют мобильные телефоны и интернет.

Орнелла ставит лестницу под антресолью. Она забирается наверх, к дверцам, за которыми лежат газеты. Раньше она ни разу туда не залезала. Она открывает хранилище и вдыхает — там стоит металлический запах, она раньше думала, что так пахнут ее пальцы. Антресоль высокая и глубокая, забита она почти полностью. Более десяти тысяч газет. Свыше сотни тысяч страниц. Полмиллиона статей. Столько труда вложено в эти строки, теперь они лежат здесь и ждут своего часа.

Вот подошел черед завтрашнего номера, а он пропал. Газету за 24 апреля 1994 года ей не найти. Надо переходить на двадцать пятое. Но пропущенный день дает странный результат: весь архив внезапно утрачивает важность — начинаешь воспринимать его скорее как обычную бумагу, нежели как газеты. Орнелла ударяет рукой по левой стопке, по той, которую она уже прочла, и выдергивает из нее несколько номеров. Она бросает их на пол.

В воздухе страницы разлетаются и медленно падают на пол.

Она вытаскивает еще несколько номеров, на этот раз больше, чем в первый, и тоже швыряет их вниз. Стопка громко ударяется об пол и рассыпается. На этом Орнелла не останавливается. Она продолжает бросать вниз газеты, пока у нее не начинают болеть руки, к тому времени уже весь пол вокруг лестницы завален.

Она задумывается, не сбросить ли и оставшиеся, непрочитанные номера. Она достает самый верхний, от 25 апреля, и швыряет его на пол. Потом хватает еще несколько газет, затем еще.

На все это уходит около часа, руки у нее окрашиваются чернилами, колени дрожат. Наконец все готово, газет на антресоли больше нет; а пол похож на черно-белый океан.

Орнелла пытается слезть с кипы бумаг. Она идет по газетам, оступается, вытягивает руки — позвякивая браслетами — и мягко приземляется. Потом она, разинув рот, скатывается по бумажной горке, останавливается и начинает хохотать. «Глупышка!»

Взгляд ее падает на напечатанный жирным шрифтом заголовок: «…столицу Афганистана». Орнелла выдергивает газету из-под себя, надрывая ее. Статья называется: «Талибы захватили столицу Афганистана» (выпуск от 28 сентября 1996 года). Она вытаскивает еще один номер: «Индекс Доу-Джонса достиг рекордного значения, побив отметку 6000» (15 октября 1996 года). И следующий: «Клинтон обходит Доула и остается на второй срок» (6 ноября 1996 года). Похоже, она лежит на 1996 году.