Хам и хамелеоны. Том 1

В костюме и при галстуке, неузнаваемый, Владимир Платонович встретил их в вестибюле, приветливо развел руками, но взгляд выражал удивление.

— Ну-ка, дайте взглянуть…

Приблизившись и посмотрев на спящего ребенка, он похвалил:

— Да, настоящий богатырь. Как зовут?

— Василий.

Смерив ее внимательным взглядом, Архаров понимающе кивнул, после чего пригласил в кабинет с большими окнами, усадил в кожаное кресло, сам сел на стул сбоку от заваленного бумагами письменного стола и многозначительно спросил:

— Значит, надумали?

Маша кивнула головой и разревелась.

— Вот это уже совсем ни к чему, Мария, — опять развел руками Архаров. — Самое страшное позади.

— Я хочу уехать домой… Вместе с ним, — решительно сказала Маша.

— Ко мне вы прямо из Виллара?

Она кивнула.

— Уехали или сбежали?

— Сбежала.

— Так…

Архаров задумчиво переваривал новость.

— Я даже не знаю, на чье имя его оформляли, — добавила Маша.

— У вас документы есть какие-нибудь?

Она выложила из сумочки паспорт и кипу мятых ксерокопий.

— Здесь не всё. Только часть, — пояснила она.

— И ни одного оригинала, — перебирая бумаги, отметил Архаров. — Посидите, я на минуту…

Он вышел, забрав всю «документацию», и вскоре вернулся с пустыми руками.

— Я дал посмотреть ваши бумаги нашему юристу, — сказал он. — Насчет родительских прав… В Америке решение судебное выносилось? Там это принято, еще до рождения ребенка, когда речь идет о суррогатном материнстве.

— Не знаю, — честно сказала Маша.

Другого ответа Архаров и не ждал.

— Клиника Святой Фелиции где находится? — спросил он.

— Под Женевой, за городом… В Презанже… Я не знаю, как это место называют по-русски.

— Это рядом. Езды минут сорок, — сказал Архаров. — Придется съездить.

— В клинику?! Нет, туда я не могу! — чуть не вскрикнула Маша.

— Да не волнуйтесь вы так. Говорить буду я. Нам нужна от них одна бумага. Но подождем, что скажет наш юрист…

Около полудня водитель высадил Архарова с Машей и ребенком перед въездными воротами клиники Святой Фелиции. У Маши от страха подкашивались ноги. Ей почему-то казалось, что она встретит здесь и Лайзу, и Мариуса, и наряд местной полиции с ордером на арест и наручниками. Но доктор Манцер, предупрежденный по телефону о неожиданном визите, встретил их один; он был без халата, по-видимому, сам только что приехал.

Главврач не мог скрыть своей озадаченности. Потрепав за пухлые ручонки своего бывшего пациента и стараясь не смотреть в заплаканные глаза его мамы, он спокойно выслушал дипломата, и на лице его проступила еще более глубокая задумчивость.

Разговор шел на беглом французском. Маша не могла уследить за его смыслом. Лишь ловила на себе всё более озадаченные и всё более любезные взоры главврача.

Доктор Манцер ненадолго покинул их. Вернувшись с папкой, он извлек из нее несколько бумаг.

Передавая листки друг другу, мужчины сосредоточенно просматривали принесенные документы. Главврач вышел в соседнюю комнату, чтобы снять с отобранных листов копии. Архаров достал из кармана сотовый телефон и с кем-то быстро заговорил по-русски, объясняя содержание отснятых документов. Речь шла о книге записей рождений. Дипломат убрал телефон в карман и вполголоса сказал ей:

— Остается оформить кое-какие второстепенные бумаги, и вы сможете улететь. Зачем вам мотаться по гостиницам? Я бы посоветовал лететь сегодня, — добавил он, и, поймав на себе ее испуганный взгляд, спросил: — Деньги на билет у вас есть?

— Долларов пятьсот… И кредитная карточка, — сказала Маша. — Швейцарского банка… я ни разу ею не пользовалась.

— Прекрасно. Я вас отвезу… — Архаров взглянул на часы. — Мы как раз успеваем к рейсу. Багажа ведь нет у вас?

Маша, на миг растерявшись, отрицательно покачала головой; ей всё еще не верилось, что всё могло разрешиться так скоро и просто. Прежний страх вдруг охватил ее с еще большей силой.

— Пока они всё оформят, у нас есть время пообедать. Пойдем? — Владимир Платонович своим ободряющим взглядом словно просил Машу держать себя в руках, не расклеиваться.

Василий как раз проснулся и сейчас сладко позевывал, причмокивал, кряхтел, тужился. Поймав на себе взгляд матери, он счастливо засиял. Маша прильнула носом к крохотному личику и, не отрываясь от него, беззвучно плакала.

Провожая гостей до вестибюля, доктор Манцер на миг задержал руку Маши в своей холеной ладони и виновато произнес по-английски с певучим швейцарским выговором:

— Мне только что позвонил господин Альтенбургер. Он очень просил, чтобы вы позвонили ему.

Маша побледнела.

— Мой долг только передать вам эту просьбу, — поспешно добавил Манцер. — Дай бог, чтобы всё у вас сложилось хорошо. Дай-то бог… Надо же, какая история… какая история, — сокрушенно бормотал главврач.

Около пяти вечера, уже перед посадкой на московский рейс, Архаров вынул из кармана записную книжку и написал на отдельном листочке московский адрес и телефон знакомого адвоката, к которому советовал Маше обратиться сразу по прилету.

— У него трое таких, как вы, — пояснил Архаров. — Три девочки, представляете? Он поможет. В этих делах он толк знает. А я позвоню ему вечером…