Хам и хамелеоны. Том 1

Филиппов сразу высказал предположение, что Тахаев — «шестерка», что он, по-видимому, не имеет представления о том, в чем принимает участие. Лицо или группа людей, стоявшие за Тахаевым, были, скорее всего, заинтересованы в том, чтобы подозрение пало на уроженцев горных районов, — такая схема никого бы не удивила. Цель же могла преследоваться самая нехитрая: запутать следы, выиграть время. Здесь, по мнению Филиппова, и следовало искать ключ к ситуации…

Иван провел на Солянке ночь, а на следующий день брат отвез его на дачу в Кратово, подальше от домашних ссор на Солянке, которые не утихали — на этот раз из-за своевольного решения Николая увезти дочь в Москву.

Николай приезжал на дачу каждый вечер. Если удавалось избежать пробок, шофер Глеб Тимофеевич привозил его к восьми часам, но бывало, что и на ночь глядя.

Братьям нравилось ужинать у камина, раскочегаривая открытую шамотную топку березовыми поленьями. Дрова сторож припас отборные. Печка нагревалась до такой степени, что гудела стена, и даже при открытой двери на террасу холода в комнате не чувствовалось. После домашней духоты хотелось на улицу, на мороз. Желание просквозить легкие свежим ночным воздухом было особенно неодолимым, когда со двора тянуло печным гаревом, а дым, валивший из трубы сторожки и из дымохода самого дома, на фоне чистого звездного небосвода расправлялся в лунном свете двумя ровными штанинами.

Имевшаяся при даче сторожка — настоящий двухэтажный каменный дом — подпирала в конце дачного парка глухой кирпичный забор в новорусском стиле. В сторожах служил бывший лесник Иван Семенович, выгнанный взашей с прежней службы за то, что регулярно прочищал ружьишко в «своем» лесу, никак не желая считаться с обстоятельством, что лесное хозяйство давным-давно оприходовал местный приватизатор. Семеныч так и не смог сжиться с мыслью, что его, как крепостного, приватизировали вместе с лесом.

Дважды Иван звал сторожа на ужин. Не дурак выпить, причем исключительно водки, Иван Семенович не умел говорить ни о чем, кроме охоты и хозяйства. Из разговоров с ним складывалось впечатление, что он живет в какой-то другой стране — в точности как Лопухов-отец и его тульский сосед Палтиныч. Они существовали в своем параллельном мире. Поэтому и разочарований испытывали меньше. Иван Семенович ни от кого ничего не ждал, ни на кого не таил обиды. Он никогда и ни о ком не говорил плохо, да и вообще был убежден, что на родине у него никогда по-другому и не жили: всегда тянули лямку и никогда не знали достатка.

Николай планировал приехать на дачу с Ниной и дочерью. Обещал прихватить с собой даже Грабе, соблазнив того шашлыками… Однако в субботу вечером опять появился в Кратово один. Уже от ворот, едва он вылез из машины, стало заметно, что он не в духе. Глеб Тимофеевич выгрузил из багажника коробку с продуктами, внес покупки в дом. Николай бросил на черный рояль пачку свежих газет, выставил на стол две бутылки бордо и фляжку «Чивас» для себя.

От Филиппова никаких новостей. Тишина. Такой покой вокруг, умиротворение — словно перед бурей… Николай был раздражен. Он стал вдруг даже высказывать сомнения насчет выдающихся способностей своего сотрудника, которого вчера еще расхваливал без меры. А потом сумрачно проворчал, что на Солянке опять всё верх дном и опять из-за дочери.

— Вот так я и живу. Всё вроде есть. И в то же время ничего нет… Разве это справедливо? — водрузив кулаки на стол, вопрошал он после ужина. — Вкалываешь до упаду, ночи не спишь, совесть пачкаешь, размениваешься по пустякам. А толку? Нет, я никого конкретно не имею в виду. Ни русских, ни страну эту, прóклятую всеми… Как жить без родины? Другой-то нет… Нет, кривого не исправишь… Но вот те, кто не кривой, вот эти — настоящие мерзавцы. Проблема в том, что таких немного. Основная-то масса — ни то ни се. Вот и не знаешь, то ли хаять, как все, то ли втирать себе очки. Я даже патриотов не ругаю. Папа, например, был коммунистом. А кто им здесь не был? Но он же не подлец. Да и что от этих времен осталось в нем, кроме порядочности?.. Ты обратил внимание, сколько здесь грязи? На каждом шагу. В людях, и вообще. А ведь всё держится. Не становится хуже, грязнее. Почему? А я тебе скажу. Странную вещь скажу, смеяться будешь… В России заговор существует. Только не тот, о котором обычно говорят. А заговор добра. Нет, без шуток!

Иван едва ли понимал, что брат имеет в виду, но чувствовал, что тому необходимо верить в существование каких-то смягчающих обстоятельств, которые послужили бы оправданием их бессилия. Иван делал вид, что принимает слова брата за чистую монету.

— Мы, русские, пакт заключили… между собой. Но о нем никто не знает. Этот пакт… он заключается в том, чтобы не гадить слишком сильно, чтобы не преступать черту. Когда припекает, мы соблюдаем условия пакта. Вот тебе и объяснение. Если бы не это, давно бы всё рухнуло. Шестую часть суши превратили бы в полигон, в карьер какой-нибудь горнодобывающий или просто в помойку. Нас бы травили и морили, в резервации бы согнали, как индейцев.