Ивану снилось, что они с братом сидят в каком-то старинном театре; их разделяет несколько рядов. Бельэтаж переполнен… Публика слушала лекцию, которую читал неприятной внешности патлатый старичок в куцем костюме и атласной «бабочке» малинового цвета, такой огромной и жесткой, что, казалось, она мешает ему наклоняться к пюпитру, на котором вместо нот лежала грязноватая растрепанная тетрадь с текстом доклада. Чтобы легче было переворачивать страницы, лектор макал указательный палец в стакан с водой, стряхивал и каждый раз вытирал об одежду.
Николай по ходу лекции то и дело отпускал в зал реплики. Иван ловил на себе недружелюбные взгляды и готов был сквозь землю провалиться от стыда за брата. Сидящие в зале почему-то считали, что они с Николаем заодно. Но, что было особенно странно, после пробуждения Иван дословно помнил речь лектора.
«Хам — это человек, который, независимо от того, где, когда и кем он произведен на свет Божий, лишен привычных характеристик рода и племени. Это человек, лишенный веры, а часто и суеверия. А поэтому топтать он может что угодно и кого угодно. Он абсолютно слеп к красотам мироздания… абсолютно! Он не знает, кто он и откуда явился в этот мир. Главной же отличительной чертой Хама является его готовность ради удовлетворения своих запросов, как правило, непомерных, безжалостно сокрушать на пути своем любые преграды, при этом не задумываясь о том, что вне этого мира он существовать просто не может…»
— На лбу ведь у него не написано, что он — Хам! — крикнул Николай. — Как узнать его?
— По зловонию, — ответил лектор. — От Хама всегда несет горелой пластмассой или органическими удобрениями.
— В буквальном смысле, что ли? — не унимался Николай.
— И в буквальном смысле тоже.
— Те, кто сидит у нас на шее, кто правит нами, они тоже Хамы?
— Тоже! — последовал категоричный ответ.
— И они тоже готовы уничтожить весь мир, если им не дадут насытить брюхо? — допытывался Николай.
— Поздно, поздно вы опомнились, Лопухов! — Лектор погрозил ему пальцем. — Они давно уже подмяли под себя мир. Вы просто этого не видите. Вы на меня посмотрите… Кто я, как вы считаете?
— Лектор… вас прислали из добровольного общества защиты стрекоз! — крикнул Николай.
Тот разразился неприятным дребезжащим смехом.
— Да я один из Хамов! — провозгласил он. — Все мы Хамы. Все без исключения! Хамов род мы, Хамово отродье. Рабы мы рабов у братьев своих! И столько нас, сколько звезд на небе.
Лектор ткнул пальцем в потолок.
Братья задрали головы и вместо потолка и вправду увидели над собой черный бездонный небосвод, усыпанный мерцающим крошевом звезд…
Ровно в одиннадцать явившись по адресу, который продиктовал ему накануне Глебов, Иван вошел в здание на Мясницкой и, миновав вестибюль с невзрачными зелеными стенами, обвешанный новогодними гирляндами, поднялся на третий этаж. При входе на этаж располагался пост охраны. За столом, на котором красовалась миниатюрная новогодняя елка, увешанная шарами и серпантином, сидел немолодой вахтер.
Иван протянул паспорт. Едва глянув на страницу с личными данными, охранник молча встал и повел его за собой в глубину здания. В конце длинного коридора он указал на последнюю дверь справа.
Иван очутился в светлой приемной с деревянными панелями в казенном стиле. Полноватая девушка в синем поспешила подняться из-за письменного стола, попросила подождать и скрылась за массивной дверью. Вернувшись, она пригласила его войти.
В очень просторном кабинете за длинным столом сидели люди. Двенадцать человек, машинально отметил про себя Иван. Лица были незнакомые. Навстречу шагнул молодой мужчина. Иван не сразу узнал помощника, с которым Вереницын два дня назад приезжал на Большую Никитскую.
— Не заблудились? — Помощник энергично пожал Ивану руку.
Тут же Иван увидел и Вереницына. С подчеркнуто деловитым видом Аристарх Иванович тоже пожал гостю руку и предложил ему офисное кожаное кресло рядом с собой.