Хам и хамелеоны. Том 2

Перед закатом над городом просветлело. С лоснящимися после парной щеками, в чистом, но еще сыром от банных паров обмундировании, группа офицеров, устроившая перекур на узком пятачке двора за казармой, где после обеда пригревало солнце, шумела, обступив молодого штатского с бородкой, который три дня назад прилетел из Москвы служебным бортом и уже успел нахвататься впечатлений от посещения частей в Моздоке и в самом Грозном. Вот ими-то новичок взахлеб и делился, не замечая, что над ним подтрунивают.

Чуть в стороне капитан Веселинов устроил нагоняй солдатам, напортачившим при укреплении забора по периметру части. Солдатики в мешковатых тельняшках выглядели не столько изнуренными, сколько пристыженными.

— Во народ… во народ! Ни бельмеса не понимают… Я ж вам русским языком объяснил, как надо сделать было! Надо ж, тупицы! Вот подойдет какая-нибудь сволочь, пнет сапогом, и забор ваш повалится. Три поросенка, ё-мое! И что делать будете, если это прямо сейчас случится? Врукопашную полезете? — отчитывал капитан, впрочем, без особого металла в голосе. — Руки-то откуда у вас повырастали? Я вас спрашиваю?!

— Да не копается там. Камни одни, и всё! — огрызнулся один из солдатиков.

— Ты мне не всёкай, умник! Я тебя три дня назад предупреждал! Было дело?

— Так точно, — обреченно согласился рядовой.

— А раз было, мотай на ус! И на этот раз я закрою глаза. Но имей в виду… ты на карандаше у меня теперь… А сейчас живо за работу! Даю десять минут. Вон как раз прется один, полюбуйтесь на него! Представитель миролюбивого народа… — Веселинов кивком показал на приближавшегося к колючей проволоке ингуша, который жил рядом с частью, сразу за оградой. На дому у себя сосед приторговывал водой, водкой, сигаретами.

— Салам алейкум, джигит! — поприветствовал гостя один из офицеров. — Ты чего такой черный, Вахид, как черт? Укусил кто?

Привыкший к насмешкам, ингуш подступился к проволоке, взялся за нее руками и гортанным голосом крикнул штатскому:

— Эй бородатый, а ну, иди сюда! Ты это… Говорят, священник?

Штатский, под камуфляжной курткой действительно носивший подрясник, не спеша приблизился к заграждению и счел нужным поправить:

— Во-первых, не священник, а дьякон. А во-вторых, ты чего не здороваешься?

Ингуш по-бараньи уставился на дьякона.

— Как жизнь, Вахид? — спросил штатский.

— Сам видишь… Жизнь называется! — Ингуш смачно сплюнул. — Поговорить надо.

— Со мной?

— С тобой. Ты только это… Им не говори, — ингуш показал взглядом на вновь загалдевшую офицерскую братию. — Им бы только ржать да ржать… Придешь?

— О чем ты хочешь поговорить, Вахид?

— Про ислам, — совершенно серьезным тоном ответил ингуш.

— Не сильно я разбираюсь в исламе… Что за срочность такая?

— Не хочешь?

— Не сегодня.

— Отказываешься?

— Не отказываюсь, а не могу… Ты как маленький. Да и запрещено нам за ворота выходить, как будто не знаешь…

— Очень нужно, — стоял на своем Вахид. — Съем я тебя, что ли? Чего боишься?

— Правило такое. Не я порядки устанавливаю. Послушай, Вахид, давай вот как поступим. С утра завтра приходи на КП, — предложил дьякон. — Меня вызовут. Никого не будет, не волнуйся. Только ты и я.

Ингуш безнадежно отмахнулся и стал удаляться прочь…

Два дня спустя, за ужином, офицер инженерной службы из Ханкалы, по распоряжению из своего штаба вынужденный остаться на ночь в казарме, после первой же рюмки стал рассказывать сидевшим за столом о местном торгаше, чеченце, которому ни с того ни с сего взбрело в голову поговорить по душам с заезжим русским батюшкой. Чеченец вознамерился просветить православного священника насчет ваххабизма, который завезли в Чечню якобы сами же русские, а заодно решил исповедоваться, при этом и слышать не хотел, что в православной церкви с некрещеными таинство совершать не принято.

— Батюшка послал его, сами понимаете… Ну и что вы думаете? Чеченец с горя запил. Два дня не просыхает. Наши вынуждены спирт друг у друга выклянчивать. Водки днем с огнем не сыщешь.

Рассказ гостя вызывал на лицах улыбки. Инженер говорил, конечно же, о Вахиде — второго такого не было во всей округе. Батюшкой же был не кто иной, как дьякон, сидевший тут же, за столом; смутившись, он уставился в тарелку. Но откуда инженер мог знать, что из батальона, где его приютили на ночлег, тоже все кому не лень бегали за покупками к тому же торгашу — не к чеченцу, как он утверждал, а к ингушу, который в назначенное дьяконом время у КП так и не появился. Инженер говорил правду: ингуш с тех пор как в воду канул.

— Так это про меня, — признался дьякон.

— Про вас? Это в каком смысле? — растерялся инженер.

— Это вы про Вахида рассказывали… Было дело. Подошел к проволоке и давай просить… — Дьякон обвел взглядом присутствующих, словно искал защиты.

— Вахидом зовут, точно, — не без конфуза подтвердил инженер.

— Да уж, знаменитость, — поддержал Бурбеза.

— Так это вас он за священника принял? — инженер оторопело уставился на сотрапезника. — Так бы и сказали… Ну, Вахид! Ну, дает! Им какая разница. Раз подрясник — значит, поп…