В результате Джон уяснил, что легче всего пресекать это в корне. Как бы парадоксально это ни звучало, но если он просто заходил в комнату и успокаивал нервы несчастного Стража, это никого не настораживало. Стражи всегда были окружены сотрудниками госпиталя, в случае необходимости за их дела брались самые разные врачи. Что такого в том, чтобы рядом слонялся еще один доктор, вертящий в руках какие-то документы и в то же самое время невзначай источающий спокойствие и настраивающий Стража на то, чтобы вновь мыслить здраво? Пока он вел себя в соответствии со своей природой, его тело, казалось, не производило излишек гормонов.
Джон спустился на лифте на первый этаж. Он не медлил и не спешил, а скорее шел с таким видом, словно у него имелось дело, которое следовало уладить. Сторонние наблюдатели могли бы подумать, что он знает, что делает. И они были бы правы. Он уже сбился со счету, сколько раз проходил эти военные учения. Отделение скорой и неотложной помощи располагалось за двойными закрытыми дверьми, после главного входа. Внутри находилась большая палата с занавесками, дающими пациентам возможность побыть одним. Сразу после нее были изоляторы для потенциально инфицированных. Неудивительно, что буйного Стража поместили в один из них, хотя то, что ощущал Джон, являлось болезнью только в довольно специфическом смысле, применимом лишь по отношению к Стражам.
Теперь он мог слышать пациента, сыплющего проклятиями из-за того, что его обвели вокруг пальца. Некто по имени Холмс пообещал дать ему шанс. Какой-то Проводник звал его. Это было нечестно… Чистое, ничем не прикрытое возбуждение атаковало эмоциональную телепатию Джона. Страж не мог вести себя еще непристойнее, даже если бы кричал: «Где женщины? Я хочу трахаться!», но Джон не обращал на это внимания. Эрекции, равно как кровь, фекалии и мокрота, были всего лишь частью человеческой природы. Люди доверяли Джону себя в минуты слабости, доверяли видеть себя уязвимыми. На самом деле, он даже слегка сочувствовал этому бедному Стражу. Вероятно, Тауэр каким-то образом втравил его в неприятности.
Еще до того, как войти в комнату, он стал мысленно настраивать Стража на то, чтобы тот держал себя в руках. Разумеется, как только он приблизился, проклятия стихли. Отчасти Джон ощутил гордость, но в целом он был напуган — и не без причины.
К счастью, Страж, похоже, даже не заметил его присутствия. Несмотря на периодически раздающиеся вопли, он был в отключке: его чувства были настолько переполнены, что он с трудом мог отличить верх от низа. Большинство Стражей во время отключки превращались в неподвижные застывшие статуи и мирно погружались в нирвану, не сводя глаз с одной точки и теряя всякое ощущение времени и пространства. Но иногда складывалась совсем иная ситуация, и свободные от уз Стражи впадали в неистовство. Все их чувства сотрясали волны случайных коротких замыканий. Они то появлялись, то исчезали, словно звук в настраиваемом радиоприемнике, так, что они не успевали уловить информацию. В минуты боли они с бешенством принимались драться со всем, что попадало в зону их досягаемости. Любой, кто подходил к ним слишком близко, подвергался серьезной опасности, и Проводники не были исключением.
Кто-то привязал ноги и руки этого чокнутого парня к каталке кожаными ремнями с металлическими креплениями. Его бедра и грудь пересекали широкие брезентовые ленты, придавливающие его к постели. Но даже в таком виде он производил устрашающее впечатление. Страж корчился и вырывался, бился головой о подушку. С каждым взмахом и ударом кровь из раны на голове разбрызгивалась по всему изолятору.
Одна из самых крепких медсестер неотложки отважно пыталась поставить ему укол, постоянно повторяя: «Тише, тише». Она вскинула глаза на Джона, когда тот вошел в комнату.
- Пропади оно пропадом, - выругалась она, как только он приблизился. – Можешь мне помочь? Мистер Вин не хочет с нами сотрудничать.
Джон быстро шагнул вперед, чтобы помочь ей удержать запястья и предплечья Стража. Еще лучше. Прикосновение только облегчило их синхронизацию. И, конечно же, Страж начал немедленно отвечать. Джон передавал юноше всю свою силу и спокойствие, мягко приговаривая: «Дай ей выполнить свою работу. Успокойся. С тобой все будет хорошо».
Тело Стража внезапно расслабилось, будто кто-то вытащил из него батарейки. Его ладонь разжалась, пальцы неосознанным жестом пробежались по рукаву Джона. Облегчение опьянило его, как только он наконец-то обрел якорь здравомыслия в поглотившем его урагане эмоций. Страж открыл неопухший глаз и стал разглядывать палату. Джон тут же начал мысленно отстраняться от него.