Хамсин

— По моей вине погибло много людей. Ты говоришь — искупить вину… А у кого мне просить прощения, Надия? Ты и твои друзья и еще эти бедные люди, что вокруг нас, способны понять и, возможно, простить. Но другие не простят.

— Другие? Кто это другие?

— Слушай, неужели ты до сих пор не поняла, кто я? Как оказался здесь? Зачем понадобилось посылать вертолеты, чтобы разделаться со мной? Не догадываешься?

Лицо Надии было белым как мел.

— Кто же ты?

— Я — «тихий американец». Агент Центрального разведывательного управления США…

10

Он сидел на балконе и смотрел в бинокль. Море серебрилось в лучах утреннего солнца. Почти у самого горизонта темнели узкие полоски — там, вдали от берега, застыли корабли американской эскадры.

Надия подошла к нему, положила руку на плечо.

— Халед, мне нужно что-то сказать тебе.

Он отложил бинокль, повернулся в скрипучем кресле.

— Я знаю, Халед, ты рассердишься… Но поверь, дорогой, я не могла иначе… Так вот, пока ты спал, я записала твою исповедь. Вот она.

Надия протянула ему несколько отпечатанных на портативной машинке листков.

Халед взял их здоровой рукой, положил на колени и спросил:

— Ты записала все, о чем я рассказывал?

— Посмотри сам.

Он пожал плечами, начал читать первую страницу: «Я, Халед Мурси, пишу все это в здравом уме. Начинаю с этих слов, потому что был тяжело ранен, когда меня хотели уничтожить. Но я выжил. И теперь считаю, что имею право рассказать правду о себе и тех, кто хотел бы ее похоронить вместе со мной.

Я американец, хотя среди моих предков есть арабы — ливанцы, эмигрировавшие в свое время в США.

Я был агентом ЦРУ и сейчас горько в этом раскаиваюсь. Тот, кто раскаивается, часто говорит, что был обманут, введен в заблуждение. Не хочу никого винить — прежде всего виноват я сам. Я считал непогрешимой мою страну. Я искренне верил, что служу ее интересам. И во имя Америки я готов был на многое: плести интриги, причинять боль и страдания людям, натравливать их друг на друга.

Я был убежден, что нет людей благородней, чем те, кто руководит Америкой, и нет ценностей дороже американских.

Я ненавидел коммунистов, потому что, как меня учили, они против общественной системы, создавшей богатства моей страны. И поэтому вел борьбу с ними, да и со всеми, кто не был с нами „в одной лодке“.

И вдруг почва ушла у меня из-под ног. Я увидел: все, чем я занимался, нужно не американскому народу, а лишь горстке американцев. Тем, для кого политика — это путь к достижению личной выгоды, а пролитая кровь, даже кровь своих соотечественников, — тоже капитал.

Истина открылась мне, когда я распознал грязную игру. Ее затеяли за океаном, в Лэнгли, а исполнителем была группа „Каир-Альфа“.

Хочу объяснить, что это такое. „Каир-Альфа“ — особое подразделение ЦРУ, собирающее военно-политическую информацию в странах Ближнего Востока и уничтожающее всех тех, кто мешает Америке достичь ее целей. Свое название группа получила в семидесятые годы, когда президент Садат начал проводить свою политику „открытых дверей“. В Египет хлынули сотни иностранных фирм, и ЦРУ постаралось использовать благоприятные условия. Именно тогда группа „Каир-Альфа“ попыталась пустить глубокие корни во многих городах арабского мира.

Я занимал в „Каир-Альфа“ довольно ответственный пост — был работником ее резидентуры в Ливане. Меня направили туда во время междоусобиц — сочли, что это удобный для моего внедрения момент.

В мои функции входило знакомство с лидерами ливанских политических группировок, изучение их курса, программ, условий и методов работы. Особое внимание я должен был уделять радикалам.

За три года, которые я прожил в Бейруте под видом владельца дорогого обувного магазина, я свел обширные знакомства с нужными нам людьми. В подвале куп ленного мною дома была устроена типография. Там по заказам тех или иных политических групп я печатал их материалы. И благодаря этому был прекрасно осведомлен.

Особо сблизился я с руководителями молодежной организации „Аль-Фаджр“, объединявшей несколько небольших левацких групп. Я сразу понял, какую пользу они смогут мне принести, если удастся на них влиять. Но так, чтобы ни один из членов „Аль-Фаджр“ даже не подозревал, кому на самом деле должны послужить их глаза и руки.

Возможно, я шел бы этим путем до конца. Но случилось то, что заставило меня усомниться в правильности моего пути.

Однажды, уже после того, как израильтяне вошли в Бейрут, я отправился на встречу с человеком из израильской разведки „Моссад“, чтобы обменяться с ним кое-какими данными. Раньше на такие встречи ходил сам шеф, — говорю об этом потому, чтобы стало понятно, насколько мне доверяли. Неподалеку от лагерей палестинских беженцев Сабра и Шатила мою машину остановил израильский патруль. Я оставил машину и пошел окружным путем, удивляясь гнетущей атмосфере, царившей вокруг. Издалека слышался многоголосый женский плач, сновали машины ливанского Красного Полумесяца. Я повсюду натыкался на угрюмых израильских солдат, переговаривающихся со своими начальниками с помощью переносных раций.