Хамсин

Читая ее, Хамсин понял, что автор смотрит в самый корень.

«…Заметьте, что Одду прибыл в Каир из Тель-Авива. Значит, он с таким же успехом может оказаться агентом израильской разведки Моссад, как и сотрудником ЦРУ. Ведь убитый им Халед Мурси работал в Ливане, а Ливан давно стал центром приложения усилий Моссад. Да и вообще не исключено, что так называемое признание Халеда Мурси — фабрикация, призванная ввести в заблуждение общественное мнение и свалить ответственность за преступление на американскую разведку. Как бы то ни было, остается лишь верить в эффективность Интерпола и надеяться, что убийце не удастся так же легко покинуть Рим, как он покинул Каир. Ибо от его поимки зависит ответ на чрезвычайно важный вопрос: правда ли все то, о чем говорится в завещании Халеда Мурси?»

Хамсин скомкал газету и с яростью швырнул ее в угол номера. Трудно было точнее сформулировать ситуацию. Он понял — это конец. Его звезда закатилась.

И это не просто конец карьеры. Это катастрофа. Причем неминуемая. Потому что в нынешней ситуации он становится ненужным свидетелем, вдобавок свидетелем ключевым. В таких случаях — он это великолепно знал — Компания способна перейти любую черту. Компания не оставит его в живых.

И вполне возможно, что О’Коннор намеренно законопатил его в гостинице. Клятвы и советы этого типа, даже принесенный им каталог яхт — все должно было усыпить бдительность Хамсина.

Но то было лишь прелюдией к развязке. А теперь надо ждать визита кого-нибудь из парней О’Коннора. Хамсин безоружен, и О’Коннор об этом знает.

А почему его не убрали до сих пор? Почему он еще жив, если так опасен для Компании?

На этот вопрос ответа пока не найти. Может быть, он вообще никогда не узнает, почему Компания подарила ему несколько лишних часов жизни.

А ведь могло быть и по-другому. Если бы не Абдель Карим. Если бы не Халед Мурси. Если бы не Компания, что спасла его от прозябания, а теперь обрекла на смерть.

Сейчас ему казалась счастьем его прежняя жизнь в Медоре. Со всей ее неустроенностью, монотонностью, с постоянной тоской по делу. Жить там, не думать ни о чем, а главное, не бояться, что на тебя в любой момент опустится дамоклов меч, — об этом можно было только мечтать. Будь они трижды прокляты — этот О’Коннор, эта Компания, все эти дурацкие деньги, которые теперь никому не достанутся.

Хамсин испытывал чувство, прежде ему совсем не знакомое. Его никогда не интересовало, что ощущали люди, глядя в черный зрачок пистолета. Теперь он знал что. Страх! Панический страх! Впервые он сам оказался в положении тех, кого загоняют в угол, кто сознает неотвратимость гибели.

Хамсин закрыл глаза, силясь собраться с мыслями.

Для Компании он уже труп. Но он еще дышит, мыслит и способен действовать. Не все еще потеряно. Если есть желание, есть и путь. Он должен бежать. Во что бы то ни стало. Он уедет — на край света, туда, где его никому не придет в голову искать. Нет, не в Сеул — там Компания всесильна. Дальше, дальше — хоть на острова Туамоту! Лишь бы жить.

Он еще никогда так не хотел жить, как сейчас, когда смерть поджидала его у порога.

И он решил, что будет действовать. Искать путь к спасению.

17

В диспетчерском центре на вышке Каирского международного аэропорта в три часа утра появился посторонний человек. Им был Салим ан-Нуман. Директор центра представил его и уехал домой: его смена кончилась.

Прошло примерно двадцать минут, и в громкоговорителях центра послышалось:

— Вышка Каира! Доброе утро! Эта «Кило-Лима-Мэй»! Прошу разрешения на посадку.

В ответ прозвучало:

— «Кило-Лима-Мэй», доброе утро! Посадку разрешаю.

Диспетчер откинулся в кресле, искоса взглянул на Салима ан-Нумана, стоящего у окна и теребящего пустую сигаретную пачку. За стеклами вышки в чернильной тьме мигали красные и сиреневые огни выруливающих на взлет самолетов.

— Не беспокойтесь, господин инспектор, — сказал диспетчер, — никаких происшествий в небе не было. Я думаю, самолет просто запаздывает.

Салим ан-Нуман вздохнул и пошел к двери. Выйдя в коридор, он подозвал лифтера.

— Попросите принести мне пачку «Бостона» и чашку кофе. Покрепче, ладно?

— Хорошо, господин. В «стеклянную комнату»? — Так работники аэропорта называли диспетчерскую.

— Нет, в холл. Я посижу там.

Он прошел до конца коридора и уселся в холле на широкий кожаный диван. Посмотрел на часы: три часа двадцать пять минут. Еще одна бессонная ночь.

Глаза слипались. Инспектор помотал головой, с усилием потер виски и лоб. Всю прошлую ночь он не мог уснуть: так на него подействовал звонок из Никозии. Звонил человек, который назвал себя Валидом.

— Я завтра буду в Каире, — сказал он. — Глубокой ночью. Примерно в половине третьего утра. И хочу встретиться с вами, господин ан-Нуман. С некоторых пор мы интересуемся одними и теми же людьми. То, что я расскажу о них, по-моему, вам пригодится.

— Вы прибудете каким-то рейсом?

— Нет, это будет небольшой «командер-джет». Частный самолет.

— Я встречу вас на летном поле.

— Лучше, если вы будете один.