— Халед мог искупить свою вину, — возразил Валид. — С ним хотели расправиться еще в Ливане — именно потому, что он восстал против Компании. Я это знаю. За несколько часов до отъезда Халеда и Надии в Египет я говорил с ней. Она рассказала мне все. Сначала я был в бешенстве: получалось, что мы три месяца укрывали преступника, иностранного шпиона, и не подозревали об этом. Но Надия убедила меня в том, что Халед не просто раскаялся — он решил объявить Компании войну. Только прежде хотел, чтобы Надия и девочка оказались в безопасности. Да и самому ему надо было уцелеть, чтобы бороться. Следующим шагом его должна была стать разоблачительная кампания в прессе. Он просил Надию свести его с людьми, которые могли бы в этом помочь.
— Слова — одно, дела — другое. Вряд ли у него хватило бы смелости воевать против собственных хозяев.
— У него хватило на это смелости.
Салим ан-Нуман вопросительно взглянул на Валида.
— Да, у него хватило смелости, — подтвердил тот. — Его исповедь явилась только началом. Но было и продолжение. Халед составил документ, в котором перечислил имена известных ему агентов, явки, пароли, фамилии американских дипломатов и журналистов, занимающихся шпионажем в странах арабского мира. Поверьте, он много знал. Поэтому и был для них так опасен.
— Вы, вероятно, имеете в виду тот самый документ, который был украден у друзей Надии?
— Да. Но все дело в том, что Надия передала им только копии.
Инспектор встрепенулся:
— А подлинник?
— Подлинник перед самым отъездом она вручила мне.
Салим ан-Нуман вскочил:
— Значит, этот документ…
— Он у меня, — Валид открыл чемоданчик и бросил на стол пачку бумаг. — Это, разумеется, ксерокопии.
Инспектор поднял со стола бумаги, торопливо пробежал их глазами. Потом сложил и сунул их в карман пиджака.
Оба направились к двери, когда внезапно раздался телефонный звонок.
Инспектор вернулся к столу, снял трубку и с минуту внимательно слушал. Затем бросил трубку на рычаг аппарата и обернулся к Валиду.
— Все, — сказал он. — Теперь ему не уйти.
— Кому? — не понял Валид.
— Мой помощник только что сообщил, что Интерпол блокировал гостиницу в Риме, где прячется Одду.
18
Миниатюрный будильник разбудил его в пять часов утра.
Хамсин вскочил, как солдат во время побудки. Настало время решать, с каким паспортом он покинет гос тиницу и сделает попытку к бегству. Он полез в карман пиджака, где держал три паспорта, которыми пользовался за все время операции. Там их не было. Он обшарил все карманы костюмов и перетряхнул чемодан. Он не нашел не только паспортов, но также использованных билетов, счетов и посадочных талонов. Он нигде не обнаружил ни единой бумажки. Кто-то позаботился о том, чтобы не оставалось никаких документальных свидетельств его пребывания в Израиле и Египте.
Хамсин тяжело опустился на кровать.
Кто это сделал? Работник гостиницы? Кто-нибудь еще?
Это было уже неважно. Важным было другое: его лишили документов, а значит, и легального пути к спасению.
Он встал, сделал себе чашку растворимого кофе без сахара. Залпом выпив кофе, он направился в ванну. Приняв легкий душ, он размялся, собрал все деньги, которые нашел в карманах, и принялся искать в номере все, что могло послужить оружием. Он улыбнулся, обнаружив, что из ящика стола исчезли столовые приборы и даже латунный нож для разрезания бумаги. К счастью, в боковом карманчике чемодана остался швейцарский армейский перочинный нож, в нем была отвертка.
Хамсин был профессионалом, он знал, что оружие можно сделать из чего угодно. Вытянув ящик стола, он вывинтил все шурупы из латунной полоски на левой стороне ящика и снял ее. Затем, уложив полоску на край стола, он с трудом разломал ее надвое так, чтобы более короткая часть заканчивалась острием. Теперь у него было то, что он, усмехнувшись, назвал про себя «оружием прорыва». Он владел холодным оружием не хуже, чем огнестрельным.
Надевая брюки, он увидел лежащую рядом с кроватью стеклянную фляжку с виски, которую ему принес портье. Она была полна почти наполовину. Он сунул фляжку в задний карман брюк. Потом натянул пуловер, надел легкую куртку, затянул на шее шарф и, придав лицу беззаботное выражение, спустился по лестнице в холл. Там было пусто, лишь портье дремал за своей конторкой, подперев щеку рукой.
Хамсин открыл массивную входную дверь и вышел на улицу. Накрапывал мелкий дождь. В лужах и на крышах стоящих вдоль тротуара машин отражались огни фонарей. Где-то над ним потрескивала неоновая вывеска.
Он закурил сигарету, потоптался у входа и вернулся в холл. Все, что он хотел увидеть, он увидел. Знакомого «фиата» не было. Но метрах в сорока от входа стояла спортивная «лянча» с работающими дворниками. А на противоположной стороне темнела будто прилипшая к стене дома фигура.
Они взяли под наблюдение всю улицу, подумал Хамсин, идя к лестнице. Может быть, все-таки это парни из Интерпола? Впрочем, ему от этого не легче. Наоборот, если О’Коннор уже обнаружил их, то наверняка предпримет все, чтобы Хамсин не попал им в руки живым.