Хан

Он двигался резко и безжалостно, входя в меня до упора и заставляя содрогаться от каждого его движения, глотая ртом горячий воздух, сплетенный из ароматов наших тел и этой невообразимой страсти, которая граничила с жестокостью, с жаждой обладания на грани безумия, когда хотелось рыдать и рычать одновременно, испытывая в равной степени и жуткую боль и головокружительную сладость, от которой тело выгибалось в желании получить его еще и еще.

Не в силах сдержаться, я кусала его пальцы, слыша рычание и прогибаясь под горячими губами, которые скользили вдоль шеи, опускаясь на позвоночник и выпуская бурю эмоций и мурашки по всему телу оттого, что он был сзади — такой сильный, большой, горячий и опасный.

Его нужно было бояться.

Ему нужно было подчиняться и боготворить.

А я сходила по нему с ума, отдаваясь каждому движению его тела, привыкая к его ритму, привязываясь накрепко к его вкусу и аромату, без которых уже просто не смогу жить…

«Два» было жестким, немного болезненным, но таким горячим, что я повалилась вперед, распластавшись под ним на скомканных влажных простынях, судорожно дыша и цепляясь дрожащими от напряжения пальцами в измятую подушку, пока не в состоянии даже убрать прилипшие влажные прядки волос со своего лица, и ощущая лишь его губы, которые скользили по моей шее ласково и едва касаясь, пока горячие ладони, скользнули подо мной, осторожно и бережно разворачивая снова на спину.

Хан играл со мной, как с котенком, целуя легко и мягко, чуть отстраняясь каждый раз, когда я тянулась к его губам, мягко и соблазнительно смеясь, маня собой и не давая того, что я так хотела, даже если тело уже было просто не в состоянии решить, что делать дальше и как сойти с этой огненной дистанции, на которую я возвращалась снова и снова!

Его черные глаза буквально переливались гранями самого совершенного драгоценного камня, когда он смеялся, оттого, что я ловила его руками за шею, притягивая к себе, чтобы ощутить вкус его мягких губ и терпкого бархатного языка.

Хан не сопротивлялся, увлекая меня за собой, садясь на колени и насаживая на свои бедра сверху, затаив дыхание и давая возможность мне самой регулировать его движения и глубину погружения в меня, придерживая за ягодицы и сжимая их, если я начинала медлить.

И если существовала вершина блаженства и край Рая, то я была как раз на нем, обхватывая Хана за широкие плечи и едва дыша, от ощущения полной наполненности, и этого скольжения внутри себя, которое сейчас я ощущала так мучительно сладостно, когда он медленно и размеренно двигал бедрами вперед и вверх, заставляя меня держаться на месте, и судорожно вдыхая каждый раз, когда это сладостное скольжение завершалось на самой глубокой точке меня, словно задевая само сердце.

Хан не торопился, не делал резких, порывистых движений, качая меня словно на волнах, когда я приподнималась вверх и опускалась на его бедра, судорожно вдыхая и начиная постанывать от этой невероятной интимности и нежности.

«Три» было нежнее шелка и терпче самого дорого сладкого вина, возвышая над землей, всеми бедами и страданиями, когда каждое размеренное движение было наполнено негой и едва сдерживаемой страстью, а Хан едва-едва касался своими губами моих губ, втягивая в себя мое отрывистое дыхание и прижимая к собственной груди, обвив руками так крепко. Я упивалась этой нежностью, ощущая себя бессовестной пьяной и безумно счастливой, почти повиснув на нем и скользя пальцами по напряженной широкой спине, припав в полном, счастливом изнеможении.

Я ощущала себя, словно радужное облако, словно сахарная вата — невесомой, трепетной и совершенно бестелесной, потому что устала настолько, что была не в силах даже пошевелиться, когда Хан осторожно уложил меня на кровать, повернув на бок и вытягиваясь сзади, чтобы прижать к своему горячему и по прежнему возбужденному телу, отчего я жалобно хмыкнула, слыша его лукавый приглушенный смех за спиной:

— Всего лишь три!..

— Я не смогу больше… — прошептала я, закусывая губы, потому что его рука скользнула по моему влажному животу, обхватывая ладонью грудь и вжимаясь своими нетерпеливыми и неугомонными бедрами с вибрирующей эрекцией в мои ягодицы.

— Хорошо, — наконец великодушно сжалился Хан, потянувшись куда-то за моей спиной и отстраняясь лишь на секунду, когда послышалось шуршание и звук похожий на рвущийся пакетик, но во мне не было сил, чтобы даже просто повернуть голову и посмотреть, что происходит, — тогда на сегодня завершаем процедуры, — хмыкнул Хан, скользнув горячей ладонью по моему бедру и запрокидывая ногу на себя, назад, чтобы тут же его бедра покачнулись вперед, входя в меня под таким углом и ощущаясь так глубоко и жарко, что я снова задохнулась от переполняющих эмоций.