Хан

Пары глотков мне было явно недостаточно, но прохладная вода оживила мозг, тело…а вместе с ними боль, и обрывки каких-то страшных, непонятных воспоминаний, когда я не могла понять, было ли это реальностью, сном или меня так расплющило после наркоза?

Спасибо логике, которая сидела на кончике едва дышащего мозга, деловито закинув ногу на ногу и, вся выпрямившись в тонкую струнку, которая, словно строгий, занудный учитель, выдавала лишь одно — что если уж я жива, но нахожусь явно на больничной койке, а боль в теле не могла появиться из неоткуда, то перестрелка в доме Хана и последующая авария, явно не были из раздела фантастики…

И об этом же явно свидетельствовал и вид Каана, который сидел в кресле рядом со мной, вытягивая вперед свою перебинтованную ногу, с ссадинами и царапинами на своем красивом лице…и все той же колкой ненавистью в шоколадно-карих глазах, которые буквально разъедали меня своим ядом.

— …вы в порядке? — едва смогла пробормотать я своим сиплым голосом, пытаясь побороть приступ тошноты и головокружения, когда эти глаза полыхнули откровенной злобой и Каан рыкнул:

— Тебе-то что?

Я растерянно застыла, пытаясь понять, что мне было с того на самом деле, в тот момент понимая лишь одно — мне действительно нравился этот холодный, злобный мужчина….даже если он не был братом Хана. Не смотря на всю его откровенную ненависть ко мне и эти вечно недовольные колкие глаза, он не казался мне по настоящему злым.

Трудно было объяснить…просто его глаза не были глазами человека, способного на что-то плохое, подлое и злое, даже если было очевидно, что он имел отношение к бандитам.

Наверняка даже был одним из них.

Вот и сейчас, пока я молчала, начиная теребить пальцами край закрывающей меня плотной простыни, он отрывисто выдохнул, бросив свой сочный карий взгляд из-под изогнутых ресниц и, наконец, недовольно буркнул, словно я его вынудила на это:

— …я в порядке, ясно?

Я отрывисто кивнула, боясь даже улыбнуться, но где-то внутри чувствуя, что Каан не такой злой и замкнутый, как пытается казаться. Вот только его ненависть ко мне была самой настоящей. И я никак не могла понять, откуда она появилась. Возможно, мужчина винил меня в том, что я втянула Хана во все эти разборки между бандитами, что привело к так называемому «новому разделу власти»?…

Когда Каан снова повернул голову ко мне, я пыталась сосредоточиться на его серьезных, колких глазах, стараясь не рассматривать все ссадины и обработанные ранки на его красивом точеном лице.

— Ты помнишь, о чем тебе говорил Хан до операции?

Сердце неприятно сжалось и дрогнуло еще даже до того, как мозги лениво закопошились, выдавая обрывки слов и фраз, которые постепенно выстраивались в речь, смысл которой я не понимала и сейчас.

— …он говорил, что после операции старая жизнь для меня закончится…

Каан быстро и отрывисто кивнул, буркнув:

— Еще что?

— …что я теперь Лейла…и… — Господи, почему было так тяжело и больно дышать, когда я силилась сказать вслух то, что не понимала, но что меня пугало до холодного пота, — …и что я ехала со своими родителями…

Каан кивнул снова, словно ставил жирную точку на моей истории, бросив на меня очередной колкий, недовольный взгляд, такой пронзительный и холодный, словно стараясь заранее пресечь любой всплеск эмоций с моей стороны, которые уже бурлили внутри едкой тошнотой.

— Все верно. С этого дня твое имя Лейла Араслан. Тебе 23 года. Родилась в Стамбуле, но сразу после твоего рождения родители иммигрировали, и ты всю осознанную жизнь провела здесь, поэтому не знаешь турецкого языка. Ты не метиска, твой отец и мать не были турками, просто работали в Стамбуле по контракту, где познакомились и поженились, но каждое лето вы уезжали в город их знакомства. В этот раз тоже улетели и приехали вчера вечером. По дороге домой был сильный дождь, и трасса была мокрая. Последнее, что ты помнишь, прежде чем очнутся здесь, что вы попали в аварию.

Холодно, четко и кратко Каан пересказывал какую-то историю, частью которой я никогда не была, начиная холодеть от мысли о том, зачем это было нужно…и что стало в таком случае с настоящей Алией Романов, которой я перестала быть сегодня.

— Ты все запомнила? — даже как-то грозно спросил Каан, на что я неуверенно кивнула:

— Вы все это за ночь придумали?

То, что тяжело и твердо полыхнуло во взгляде Каана, заставило меня сжаться.

Мужчина не ответил сразу, разъедая меня глазами и словно сомневаясь, стоит ли ему отвечать на этот вопрос, но в конце-концов склонил голову на бок, проговорив так, словно отрезал от меня острым кинжалом часть задрожавшего сердца, не давая при этом даже дернуться:

— Это реальная история жизни. Которая отныне принадлежит тебе.

В животе взорвалась желчь, от которой в глазах буквально потемнело…наверное, поэтому мозг работал так тяжело, словно боясь донести наконец до меня ту страшную правду, которую Каан не скрывал, а боялась понять ее. И принять.