Читаем Хан Хубилай: От Ксанаду до сверхдержавы полностью

Одна маленькая группа не так давно пробыла здесь какое-то время, и, надев рукавицы, убрала камни с одного из сотен каменных кругов. Костер, разожженный в небольшом углублении на месте удаленных камней, заставил оттаять твердую как железо землю. Медленная работа железными лопатами создала могилу. Теперь следует благоговейное опускание гроба в вырытую яму, а потом молитвы и заклинания шамана, сопровождаемые постоянным боем его барабана, затем камни один за другим вновь укладывают на место, пока ничто больше не отличает этот круг от любого другого. Хубилай покоится рядом со своим дедом Чингисом, оба они стали частью ландшафта, из которого произросли они сами и их империя.

<p>Эпилог</p><p>НАСЛЕДИЕ ВЕЛИКОГО ХАНА</p>

Вскоре после погребения Хубилая на Бурхан-халдуне был созван курултай, призванный решить, который из двух внуков, Каммала или Тэмур, наследует ему (временно избранный Хубилаем Тэмур так и не был утвержден официальным престолонаследником). Возник спор. Ханша предложила решение: Хубилай сказал, что править достоин тот, кто лучше знает изречения Чингиса. Все согласились, что двое претендентов должны вступить в состязание. Тэмур, более молодой, отличавшийся красноречием и умением ввернуть цитату, продекламировал изречения очень хорошо, в то время как Каммала, будучи заикой, никак не мог с ним тягаться. Все дружно воскликнули: «Тэмур знает их лучше! Именно он достоин венца и трона!»

В теории наследство Тэмуру досталось поразительное. Его семья правила Китаем, Кореей, Тибетом, Пакистаном, Ираном, большей частью Турции, Кавказом (Грузией, Арменией и Азербайджаном), большей частью населенной России, Украины, половиной Польши — одной пятой всей земной суши. Фактически же, как и у Хубилая, власть Тэмура над более отдаленными пределами его всеевразийской империи была чисто номинальной. Ее кочевые корни были романтикой в душе размякшей монгольской аристократии, которая редко навещала Монголию и имела не больше связей со своей «родиной», чем нью-йоркские ирландцы, марширующие по Пятой Авеню в День святого Патрика. Империя стала ветшающим сооружением, и трещины на нем замазывались воспоминаниями о ее основателе.

Золотая Орда в России начала двухвековое правление, до сих пор известное у русских как «татарское иго». Ее монгольские правители — бывшие монголы, какими они вскоре станут — обратились в ислам, тесно сотрудничая с правителями Египта, с которыми они обменивались дипломатическими посланиями с соответствующими золотыми тиснениями и сложными приветствиями, но исключительно на тюркском. Всем ханам полагалось принадлежать к «золотому роду», то есть быть потомками Чингиса, но с течением времени на такое происхождение мог претендовать почти всякий, рвущийся в правители. Когда в 1783 году при Екатерине II возрождающаяся Россия захватила Крым, его хан все еще провозглашал свои чингисидские корни.

В Персии ильханы (подчиненные ханы), как они сами себя называли, порабощали, грабили и до предела облагали налогами простой народ, укрепляя в нем вражду к своей власти. Торговля помогала городам, которые производили достаточно богатства, чтобы позволить монголам удерживать свою непрочную власть, даже когда те утратили связь со своими корнями. Правнук Хулагу сделался мусульманином и воевал с другими мусульманами, но без всякого толку. В 1307 году монгольское посольство в Англию к Эдуарду II было последней бесполезной попыткой самопродвижения. Через тридцать лет последние из монгольских правителей умерли, не оставив наследников, и власть монголов исчезла.

В Центральной Азии наследники Чагатая властвовали над просторами без четких границ, постоянно терзаемыми религиозными распрями, войнами и междоусобной борьбой. Здесь кочевые традиции оставались сильны, как и стремление к завоеваниям. Сдерживаемые монголами-соперниками с востока и запада, наследники Чагатая обратили свои взоры на юг в сторону Афганистана и Индии, несколько раз вторгшись туда и зародив традицию, которая сохранилась даже тогда, когда власть монголов пала в кровавые руки Тамерлана (Тимурленга, Хромого Тимура). Хотя и не происходивший по прямой линии от Чингиса, он оправдывал себя как новое воплощение Чингиса — скромное происхождение, тяжелые жизненные обстоятельства, жестокие завоевания и прочие детали сходства. Именно эти претензии объясняют, почему потомок Тамерлана Бабур назвал себя «Моголом», когда в начале XVI века захватил власть в Индии, основав династию, прекратившуюся лишь тогда, когда англичане в 1857 году свергли с трона последнего Могола. Кстати, звали его Бахадуром — отдаленное эхо монгольского «батыр», то есть герой, богатырь, второй элемент в названии монгольской столицы, Улан-Батор (Красный Богатырь). Современный английский язык сохраняет окаменелые останки того же слова, термин «могол» (mogul) первоначально означал «богатый индиец», затем «богатый англо-индиец», теперь же он обозначает медиа-магната.

Перейти на страницу:

Все книги серии Историческая библиотека

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Жанна д'Арк
Жанна д'Арк

Главное действующее лицо романа Марка Твена «Жанна д'Арк» — Орлеанская дева, народная героиня Франции, возглавившая освободительную борьбу французского народ против англичан во время Столетней войны. В работе над книгой о Жанне д'Арк М. Твен еще и еще раз убеждается в том, что «человек всегда останется человеком, целые века притеснений и гнета не могут лишить его человечности».Таким Человеком с большой буквы для М. Твена явилась Жанна д'Арк, о которой он написал: «Она была крестьянка. В этом вся разгадка. Она вышла из народа и знала народ». Именно поэтому, — писал Твен, — «она была правдива в такие времена, когда ложь была обычным явлением в устах людей; она была честна, когда целомудрие считалось утерянной добродетелью… она отдавала свой великий ум великим помыслам и великой цели, когда другие великие умы растрачивали себя на пустые прихоти и жалкое честолюбие; она была скромна, добра, деликатна, когда грубость и необузданность, можно сказать, были всеобщим явлением; она была полна сострадания, когда, как правило, всюду господствовала беспощадная жестокость; она была стойка, когда постоянство было даже неизвестно, и благородна в такой век, который давно забыл, что такое благородство… она была безупречно чиста душой и телом, когда общество даже в высших слоях было растленным и духовно и физически, — и всеми этими добродетелями она обладала в такое время, когда преступление было обычным явлением среди монархов и принцев и когда самые высшие чины христианской церкви повергали в ужас даже это омерзительное время зрелищем своей гнусной жизни, полной невообразимых предательств, убийств и скотства».Позднее М. Твен записал: «Я люблю "Жанну д'Арк" больше всех моих книг, и она действительно лучшая, я это знаю прекрасно».

Дмитрий Сергеевич Мережковский , Дмитрий Сергееевич Мережковский , Мария Йозефа Курк фон Потурцин , Марк Твен , Режин Перну

История / Исторические приключения / Историческая проза / Попаданцы / Религия