Хан Тенгри с севера. Негероические записки (СИ)

В общем, с казахской стороны всё было тихо и пристойно, то есть – скучно. Солдаты одеты по форме, офицер не пристаёт с дурацкими разговорами, никто не хамит и не попрошайничает. Просто не о чем рассказать. Зато с киргизской стороны нас ожидал праздник жизни. Мы пересекли линию шлагбаума и остановились. Из замызганного вагончика, который являлся, как бы форпостом и символом государства Кыргызстан, на дорогу вразвалочку выкатились три полуодетых басмача и с радостным оживлением стали нас разглядывать. Я не уверен, что из того, что было напялено на всех троих, можно было составить один полный комплект амуниции киргизского пограничника. В дублёных физиономиях стражей границы читался простодушный бандитизм в трогательном сочетании с детским любопытством. Затем, соблюдя паузу, как бы подчёркивающую важность его персоны, из вагончика хозяйской походкой вышел товарищ офицер. От своей команды он отличался славянским лицом, относительно комплектным, хотя и не первой свежести обмундированием и осмысленным выражением хитрющих глаз старого служаки и пройдохи. Он игриво осмотрел нашу компанию, как бы примериваясь, что бы такое с нами учудить. Или, скорее, оценивая, что он может позволить себе с нами учудить. Наш водитель вышел из джипа и протянул ему накладные документы на перевозимый груз, то есть на нас с Эялем. «Хозяин тайги» задавал водителю вопросы, исполненные слегка шутовской подозрительности, а тот отвечал ему с напускной уверенностью, но как-то немного нервно.

И тут, Эялю наскучило сидеть в джипе, в то время, когда происходит такое замечательное соприкосновение с представителями неведомой ему страны. Дверца распахнулась, и он предстал перед «командиром заставы». Только служивший в Советской Армии человек может представить себе впечатление, которое производит подобная личность на старого офицера советского розлива: долговязый патлатый иудей с заспанным безмятежным лицом и с демонстративно расшнурованными ботинками на босу ногу. Я застыл в сладостном предвкушении. Лицо мужика окаменело от изумления. Он открыл рот, затем закрыл его. Желваки заиграли на дублёных скулах, и глаза собрались в щёлки. Я почувствовал, что Эяль будет отправлен «драить очко» до конца месяца... «Шнурки бы завязал!» – процедил он, глядя на Эяля снизу вверх, но необычайно надменно. Только, что не сплюнул... «Что он сказал?» – добродушно поинтересовался Эяль. «Добро пожаловать...» – иронически пояснил я. Хорошее настроение служивого человека было заметно испорчено. Нас попросили показать паспорта.

И тут Эяль совершил ещё одну простодушную ошибку. Задрав помятую футболку с боевой надписью «Безенги», он снял с себя увесистый нательный пояс-кошелёк. Военный радостно осклабился. Ухмылка, как бы сама выпала из него, вопреки его желанию и предыдущему настрою. «Ого!» – сказал он – «Ого-го!... Какой хороший кошелёк! Наверно в нём много денег?» Хорошее настроение вновь вернулось к нему.

«Что он говорит?» – спросил Эяль. «Ему понравился твой кошелёк. Спрячь его подальше...» – ответил я, и Эяль со спокойным достоинством заправил свою казну внутрь широких походных брюк. Забрав наши документы, Али Баба удалился в свой вагончик в сопровождении водителя, а мы с Эялем остались в компании разбойников. Эяль был настроен на общение и решительно двинулся к разбитной троице, которая весело переглянулась и засверкала серебряными зубами. «Ты откуда, а?» – спросил один из них Эяля. «Из какой страны, а? Страна, а? Э-э-э... Где, а?» – по мере осознания лингвистической пропасти разделяющей их, речь пограничника становилась всё бессвязнее. Он беспомощно махал руками, в поисках поясняющего его вопрос жеста. «Что он спрашивает?» – обернулся ко меня Эяль. «Он спрашивает, откуда ты» – пояснил я. «Исраэль. Ай эм фром Исраэль» – сказал Эяль тыча себя пальцем в грудь, чтобы устранить любые сомнения. «Еврей, што ли?!» – изумлённо переспросил киргизский воин. Эяль не знал, что означает слово «еврей», поэтому он снова ткнул себя пальцем в грудь и повторил: «Исраэль. Ай эм джу». «Ну, Израиль – значит еврей!» – утвердительно произнёс киргиз. Его товарищи выглядели озабоченными. Перед ними стоял живой агент мирового сионизма, и они мучительно соображали, какое именно поведение будет сочтено достойным перед лицом такого необычного гостя.

«А мы – мусульмане!» – вдруг гордо сказал один из них, подбоченясь и отставив ногу в пыльном сапоге. «О! Мослем!» – возликовал Эяль. «Ай эм джу энд ю ар мослем!» – он был в восторге от такого замечательного диалога двух братских народов – еврейского и мусульманского... Я молча наслаждался этой иронической сценой и не вмешивался. Встреча двух цивилизаций во всей красе!..