На второй панели, где симметрично расположены два льва, смотрящие в разные стороны, и два быка, собирающиеся напасть друг на друга, сюжеты разделены стилизованным изображением дерева, что указывает на доминирующее влияние запада в живом и натуралистическом изображении животных, в то время как стилизованная пальма указывает на ханаанское влияние в изображении растений (рис. 55).
Средняя панель, располагавшаяся вокруг центральной розетки, облегчена путем устройства пяти капсид вместо четырех, две пары каждой достигают стилизованного дерева, которое напоминает изображение «повелительницы зверей» на рельефе из слоновой кости.
Патера производит лучшее эстетическое впечатление, здесь использована одна тема, связанная с охотой. Изображен лучник в легкой колеснице, его собака преследует антилопу, быка, корову и ее теленка, в то время как другой бык нападает на колесницу сзади. Когда он пытается задержать колесницу, собака пролетает над его головой.
Движение фигур передано изображением замкнутого круга на широкой внутренней панели, похоже, что и сам художник (ремесленник) остался удовлетворенным своим замыслом. В центре располагаются четыре единорога. И снова местное влияние заметно в чертах лучника и изображении легких четырехспицевых колес у колесницы.
В то же время можно говорить о том, что характер передачи особенностей движения животных явно микенского происхождения, им, например, соответствуют движения львов в галопе на покрытом золотом кинжале, обнаруженном в гробнице IV из цитадели Микен.
Не так-то просто определить, была ли данная работа ханаанского мастера вдохновлена микенским искусством и в какой степени оно повлияло на ее стиль или наоборот. Неразделимое слияние двух стилей и смешение мотивов, встречающихся на чаше, позволяет предположить, что если ее изготовил не ханаанский ремесленник, то, по крайней мере, провинциальный микенец. Об этом свидетельствует и сравнение с изображениями сцен охоты на чашах из толосной гробницы, расположенной в Вафео в Лаконии.
Множество авторов писали о том, что нельзя четко определить особенности ханаанского искусства. Подобная точка зрения сложилась в то время, когда наука располагала ограниченным кругом источников, связанных с поселениями, расположенными на финикийском побережье, относящимися к тому времени, когда там доминировали эллинистические формы.
Раскопки более ранних поселений, датируемых началом второго тысячелетия, расположенных как на побережье, так и на внутренних территориях Сирии и Палестины, заставляют нас уточнить прежние выводы. Даже если мы должны признать, что ханаанцы во многом зависели от иностранного влияния, они охотно воспринимали новые формы и стили, которые узнавали во время контактов с Египтом, Месопотамией, Критом, Микенами или Анатолией.
Если они даже и копировали привозные образцы, то делали это с высоким мастерством. Вместе с тем в их работах отражались и местные особенности, хотя и нельзя сказать, что они оставались полностью оригинальными. Лучшие изделия относятся к изготовленным из слоновой кости рельефам или круглой скульптуре, в которой передавались критские и микенские традиции изображения животных, относящиеся к первому тысячелетию. В то время эти изделия и стали появляться в Ассирии. Но в свете всего сказанного заметим, что национальное ханаанское искусство пластики имеет и свои ограничения.
Обширные доказательства высокого художественного уровня достижений ханаанцев предоставляет литература. Регулярная ритмика и постоянная рубрикация мифологических текстов и их связь с культом, которая достигает высшей точки в мифе о рождении Утренней и Вечерней звезды позволяет предположить, что развивалась и музыка. В административных текстах упоминаются певцы, возможно относившиеся к числу людей, обслуживающих храмы. Здесь снова их географическое положение позволяет предположить, что ханаанцы находились под влиянием своих соседей.
Рис. 56. Бронзовый сокол с золотой инкрустацией из Минет-эль-Бейды, между XIV–XIII веками до н. э. (по Шефферу)
В надписи на пенале из слоновой кости, найденном в Мегиддо, упоминаются певица Керкер, Куркур или Кулькуль, певец Птах, который в то время явно относился к храму в Ашкалоне. Известно, что и у правителя Библоса во времена Венамона (1100 год) также находилась египетская певица Танет-Нот, но она упоминается только как исполнительница светских текстов.
Такие певцы, как Керкер, исполнявшие тексты типа гимна Эхнатона Солнцу, известного по еврейской адаптации, представленной в псалме 104, могли способствовать знакомству с ним ханаанцев. Короткая красочная любовная лирика, представленная в «Песне песней» Соломона, похоже, сохранила следы египетского влияния, принесенные в Ханаан благодаря репертуару таких певцов, как Та-нет-Нот.