Ханна

Ничто в его интонации не подсказывает, верит он ей или нет. Он начинает рассказывать о себе. Родился в Швейцарии, в местечке Солозерн, никогда даже не помышлял эмигрировать в Австралию, начал изучать философию в Гейдельберге, и вдруг — письмо, пришедшее с конца света и предлагавшее ему, если хочет, приехать в Австралию, чтобы продолжить дело его кузена, который сломал себе шею, упав с лошади. Лотар заменил кузена во всем, включая постель вдовы…

Пауза. Карие глаза скользят по вытянувшемуся телу Ханны и медленно поднимаются до ее руки, которую с момента пробуждения она не вынимает из-под подушки. Ясно, что он задается вопросом, держит ли она там бритву.

— Пятнадцать лет назад, — продолжает он, — Элоиза была другой. Или я не хотел ничего замечать. Вы догадались, что я присутствовал в Мельбурне на просмотре кандидаток?

— Да.

— И вы все-таки решились?

— Да.

— Вы меня заинтересовали, — говорит он. — А сейчас интересуете еще больше. К досаде моей жены. Почти десять лет назад мы заключили договор: она сама ищет мне любовниц, дабы не сомневаться в моей верности. Она выбирает прислугу в соответствии с моими вкусами, то есть отстраняет автоматически тех, кто мог бы мне понравиться. Слава Богу, мне удалось убедить ее, что я люблю лишь пышных женщин. Вот почему она выбрала вас: вы были самая маленькая и щуплая. Вы ляжете со мной в постель, если я дам вам пять ливров?

— Нет, — отвечает с улыбкой Ханна.

— Десять.

— Нет.

Он смеется.

— Я был бы очень удивлен, если бы вы ответили "да". Вы задали мне уйму странных вопросов во время нашей поездки. Странных, потому что исходили они от женщины. Вы действительно рассчитываете сколотить в Австралии состояние?

Она утвердительно кивает, глядя ему прямо в глаза. Молчание. Потом он спрашивает:

— Вы думаете, что способны на это?

— М-м-м, — отвечает она, не отрывая взгляда.

— А есть ли у вас план, что предпринять?

— Пока нет.

— У меня самого, Ханна, денег нет, конечно, жена вам об этом сказала. Каждый шиллинг, расходуемый мною, — это ее шиллинг, я могу тратить сколько хочу при условии, что буду отчитываться о малейшем из своих расходов. Если бы минуту назад вы согласились на десять ливров, вам бы их заплатила сама Элоиза. Хотя десять ливров показались бы ей несоразмерной платой… Кто-нибудь ждет вас в Сиднее?

— Не знаю, как сказать.

— Мужчина?

— Это не то, что вы думаете. — Она потягивается, держа все время руку под подушкой, и прибавляет — Я хочу пить.

Это правда, в горле у нее пересохло, но главное — она пытается провести опыт. И опыт удается. Лотар Хатвилл встает, оставляя на кровати свою шляпу с широкими полями, и возвращается со стаканом воды. Ханна садится на кровати. Вялость исчезла, механизм у нее в голове вновь заработал, анализируя происходящее. Ни на секунду до того момента она не сомневалась, что сделает, как только доберется до этой дыры, затерянной в Австралии: бросит работу горничной и поскорее сбежит в Сидней.

Это было ее целью со времени отъезда, она ухватилась за нее настолько, что почти совсем забыла о другой, гораздо более важной проблеме: что она будет делать в Сиднее. Она, конечно, думала об этом, но ни к чему не пришла. Разводить овец или рыть землю, как крот, чтобы добыть золото, медь или — самое смешное — уголь? "Мысли трезво, Ханна, у тебя действительно нет данных на то, чтобы разбогатеть одним из этих путей. Ты — женщина, значит, в принципе можешь нажить капитал только двумя известными способами: заняться проституцией или выйти замуж за мужчину, у которого много денег и который осыплет тебя драгоценностями, стоит только тебе быть поласковее…"

— Вы так доверяете всем горничным?

— Нет, — говорит он улыбаясь.

— Только мне?

— Только вам.

Конское ржание на улице. Лотар Хатвилл достает из жилетного кармана часы. Она разглядывает его руки, красивые, холеные, сильные, с длинными пальцами.

— Я должен с вами расстаться, — говорит он. — Я отлучусь на два или три дня — я уезжаю в Аделон. Мы там провели последнюю ночь, но вы спали. Жаль: у Элоизы там два золотых прииска. И так как вы заинтересованы в том, чтобы нажить капитал… — Он протягивает руку и кончиками указательного и среднего пальцев закрывает ей веки. — Ваши глаза — настоящие ружья, Ханна. Мы еще увидимся.

Две минуты спустя через свое окно она видит, как он садится на лошадь и удаляется в сопровождении двух мужчин, напоминающих телохранителей: у них ружья через плечо и странные шляпы с загнутыми и приколотыми к тулье краями.

Она еще четверть часа наблюдает за ними сквозь жалюзи. Эвкалиптовая аллея — справа от нее. Слева — речка.

Дом большой, к одному из его крыльев примыкают деревянные бараки, вероятно, конюшни. Нигде ни души.

"Ловушка, Ханна? Все слишком легко… Хорошо бы знать, например, где рыжий верзила Мика Гунн…"