Ханна

Часто останавливаясь, поезд проехал небольшие города: Вудбури, Лоусон и Маунт-Виктория, где можно было видеть лишь пастухов. Преодолев новую впечатляющую группу изломов, виадуков и даже один тоннель, пересек Голубые Горы.

Снова спуск в долину Литгоу.

— И вы будете мазать этой дрянью бедных женщин?

— Я сделаю различные смеси. Но за то, чтобы ими мазаться, придется платить. И очень дорого платить.

Вдали уже показались холмы Батурста и Оранжа, засеянные зерновыми. Квентин вытащил очередную карточку.

— Черт возьми, — воскликнул он, — а что еще за шмукбез?

— Это название на идиш. Шмукбез — это шмукбез, и не будем больше его трогать. Моя мать называла его так, а я не смогла перевести.

И странная, скоротечная и почти схожая с любовью дружба, которая свяжет их, родилась именно в этот момент в их искрящихся смехом глазах, во взглядах, бросаемых друг на друга, которыми они обменивались, углубляясь в самое сердце Австралии.

Она так никогда и не сможет понять, зачем тогда отправилась в Кобар. Лотар Хатвилл рассказывал ей о нем. Она представляла себе золотую породу, выходящую на поверхность и, для большего удобства, предварительно разделенную на слитки.

…Но золота в Кобаре не оказалось. Его там никогда и не было. Только медь. Настоящих золотых шахт, а вернее того, что от них осталось, она даже не заметила, поглощенная разговором с Мак-Кенной, Мак-Кенной — Пожирателем людей; это было в районе Батурста и Айронбарка.

Квентину и Ханне потребовалось много часов, чтобы обсудить все задуманные ею грандиозные проекты. Вначале говорила только она, а он слушал, уставившись в щель на потолке. И вовсе не потому, что его заинтересовали устремления Ханны: было яснее ясного, что он их ни во что не ставит. Его заинтересовала она. Что до Ханны, то вначале она все же усомнилась в его физическом изъяне, думая, что это хитрость, чтобы легче было задрать на ней юбку, воспользовавшись ее доверчивостью. Но нет. С полным отсутствием всякого стыда, а точнее со всей откровенностью, она взглянула на место, служащее для разграничения рода людского на мужчин и женщин. Там действительно чего-то не хватало. "Так же плоско, как все торты, что я пыталась испечь". Она почувствовала жалость, но воздержалась от всякого проявления чувств, догадываясь, что он только рассердится.

Удивительно, но мысль использовать его в качестве главного сборщика трав (мысль, принадлежащая не ей, а, по всей видимости, Коллин) соблазнила ее не сразу. Это ее-то, привыкшую при первой же встрече с любым человеком тут же спрашивать себя, как она может его использовать. Возможно, препятствием были кое-какие подробности его прошлой жизни, которые он с сарказмом, в своей шокирующей манере поведал ей. В частности, то, что ему приходилось есть человечину. Когда шхуну, на которой после кровавой драки из пяти мужчин и пяти женщин остался в живых он один, много дней и ночей носило по волнам океана. Так вот почему его зовут людоедом Мак-Кенной!

— Хотя термин не совсем точен, Ханна. Я ведь ел только женщин…

"Он действительно ел людей! Ножом отрезал куски рук, ног, а может, и грудей, почему бы нет? И ел их сырыми. Вот почему Дугал Мак-Кенна избегает даже воспоминаний о нем".

Это было, когда они, проскакав добрых четыре часа по пустынным местам к западу от Кобара, неподвижно сидели в седлах и видели перед собой лишь бескрайний горизонт.

— Ханна!

Глядя на него, она испытывала легкое чувство страха, но больше — отвращение.

— Ханна! А вы знаете, что еще ни один человек не пересекал Австралию с востока на запад?

"Что он несет?" В тот момент она слишком живо представляла себе Квентина, пожирающего куски окровавленной человеческой плоти. Переход был слишком резок. Квентин слез с лошади и повернулся к Ханне спиной. Его светлые волосы падали до плеч.

— Пересечь Австралию? Но зачем?

— Ни с востока на запад, ни с севера на юг, — продолжил он, как будто и не слышал ее реплики. — Приблизительно тридцать лет назад один ирландец по имени Роберт О'Хара Бурк попытался сделать это. Вместе с сипаями, индийцами и верблюдами. Он погиб. Все остальные экспедиции также закончились крахом.

— И вы хотели бы попытаться в свою очередь?

— Я уже делаю это, я в пути, совсем как вы сколачиваете капитал.

Она смотрит на карту. Примерно в ста милях от того места, где они остановились, а это примерно в тридцати милях от Кобара, вырисовывалась нечеткая линия реки Дарлинг. Но дальше. Должно быть, Квентин уловил шелест развернутой карты.

— Я отправлюсь не отсюда, а из Брисбена. Буду идти прямо и прямо. Пешком. Четко следуя 26-й параллели. Вы нашли ее на карте? Пустыня Старт, пустыня Симпсон, Большая пустыня Виктория и пустыня Гибсона. Буду шагать без остановки до тех пор, пока не окуну ноги в воды Индийского океана. Посмотрите на карту, дальше на север от Фримантла и Перта. Этот большой вырез зовется Заливом акул. Вы видите?

— Да.

— Я приду туда. Я сложу из камня звезду, чтобы отметить это место.