Действие третьего романа, который появился в 1837 году, происходит сначала тоже в Дании, потом за границей — в Европе. В нем два главных героя, но, вероятно, сострадание автора к первому заставило его дать роману обманчивое название «Только скрипач». В действительности два персонажа занимают в сюжете одинаково важное место. Кристиан, мальчик из Свенборга, похож на Антонио в «Импровизаторе», в данном случае у него талант к игре на скрипке. Не имея средств развивать свои музыкальные способности, он вынужден наняться юнгой на судно и плывет в Копенгаген, жизнь которого открывается ему и своей парадной стороной, и особенно с изнанки; возвращается на Фюн, где в Оденсе наконец по-настоящему учится своему искусству. Но из него ничего не получается, и он становится сельским музыкантом. Читатель этим не удивлен; на протяжении всей истории Кристиан производит впечатление печального меланхолика, бесхребетного бедняги, слабого и робеющего перед реальностью жизни, но полного мечтаний стать великим и потрясти аристократический мир, куда ему так хотелось бы попасть. В середине книги его вытесняет еврейская девочка Наоми, его подруга детства, и становится главным персонажем. Она во всех отношениях его противоположность: самостоятельная и веселая, с жаждой приключений в крови, буйная девушка, которая хочет осушить бокал жизни и заплатить по счету — настолько же сильная, насколько он слаб, экспансивная космополитка, в то время как он осторожный домосед. Она влюбляется в красивого, демонического молодого наездника байроновского типа и следует за ним по всему свету в качестве его любовницы, он обращается с ней вероломно и жестоко, она с горечью и разочарованием бежит от него и после многих превратностей судьбы оказывается в Париже, где выходит замуж за легкомысленного французского маркиза и живет не особенно счастливо. Таким образом, жизнь обоих главных героев складывается печально, что особенно резко подчеркивает финал книги: гений Кристиан умирает в нищете в безвестности, светская дама Наоми, стиснув зубы, продолжает играть комедию жизни.
Один из главных недостатков романа — наивная философия гения: чтобы не погибнуть, ему нужны хвала и поощрение, «Гений — это яйцо, которое нуждается в тепле, в оплодотворении удачей, иначе из него ничего не выводится», — сказано у писателя. Именно против этого сентиментального взгляда направил свои философские выстрелы Серен Кьеркегор в длинном трактате «Из записок еще живущего человека». Он утверждал, что гений, если это действительно гений, всегда пробьет себе дорогу, а герой г-на Андерсена просто «плакса, о котором нас уверяют, что он гений». Кьеркегор не был музыкантом, а то бы он еще отметил странный факт, что нигде не рассказывается, как одаренный Кристиан работал над гаммами и трудной техникой, которая необходима настоящему скрипачу; мы только слышим, что играл он чудесно. Андерсен тоже не был музыкантом-исполнителем.
Эти недостатки в сочетании с дурной привычкой писателя заполнять действие собственными впечатлениями от путешествий и замечаниями общего характера сыграли свою роль в том, что потомки не всегда ценили книгу по заслугам. А она полна достоинств. Описание детства Кристиана относится к лучшему из того, что написал Андерсен. Портреты скромных и бедных людей пленяют своей искренностью и правдивостью, язык несравненно точен и чист, описания природы и даже жизненных ситуаций полны скрытой поэзии. Какие картины южнофюнских пейзажей! Какая сила патетических сцен: пожар в соседском доме, рынок во Фрёрупе, неприятный июльский вечер у полоумного норвежского крестного или его завуалированный рассказ о собственной жизни. Роман отличается точностью сатирических зарисовок копенгагенских буржуа и нежностью трагически-наивной картины нравов Хольменгаде, увиденной глазами неопытного провинциального мальчика. Вторая половина книги также полна замечательными фигурами и эпизодами. Несмотря на мелодраматический оттенок, образ Наоми убедительно правдоподобен, особенно удачен в комической и одновременно патетической сцене, где она вынуждает свою бабушку, старую ипохондричную графиню, рассказать всю правду о происхождении внучки. В конце книги старая дама вновь возникает в типично андерсеновской фразе: «В Дании, в графской усадьбе, сидела в окружении пузырьков и пилюль старая графиня, все еще умирающая, как и двенадцать лет назад. „Вот ведь живучая! — говорили люди. — Даже лекарства не могут отправить ее на тот свет!“»