— В роду Лося четыре ветви, — пояснил Демьян. — Люди двух ветвей в верховье на озерах рыбу ловят, оленей пасут. Болотными их называют. Две другие ветви на главной Реке живут. Скоро их селение будет. Еще до войны там приемный пункт рыбы поставили.
Девушка стала поправлять платок. Он увидел тонкие пальцы и прядь волос цвета коры осенней лиственницы. А лиственницы ему нравились, и сейчас, когда он глядел на волосы девушки, окончательно прошла утренняя досада, что попутчиком оказалась женщина. Ну и ладно, подумал, он, хотя ехать с мужчиной намного проще — меньше хлопот.
По движению пряди волос он понял, что девушка оглядывает берега. Слева чистый сосновый бор с белым ягелем и зеленым брусничником. Справа устье Ягурьяха и песчаный мыс. У Демьяна сейчас возникало впечатление, что река приподнимается. А приподнимали ее белый ягель и ослепительно яркий песок на обоих берегах. Даже в самую хмурую погоду тут бывает светло. Сливались воедино воды, песчинки, человек, сосны и небеса… Видно, девушка тоже почувствовала подъем реки: оглянувшись, спросила тихо:
— Почему этот… пункт приема рыбы здесь не построили, а?! Красиво-то как!
— Мелко, — ответил Демьян.
— Мел-ко?! — удивилась она.
— Катера с баржами к берегу не подойдут. За рыбой соленой они приходят.
— Мел-ко… — она будто взвесила это слово. — Ну и что!..
Демьян ничего не сказал. «Будто я обмелил тут реку», — подумал он. Впрочем, немного поразмыслив, он понял, что она имела в виду не только мелкоту реки возле этого берега. И он снова вспомнил утро сегодняшнего дня: разве мужчина-попутчик стал бы переспрашивать про мелкоту. Да никогда не догадался бы лезть в глубину, ему было бы все равно, главное — плыть вперед, плыть к дому.
Девушка взяла весло и начала грести с левого борта.
Демьян все прикидывал: в селении приставать или нет. Пристанешь — расспросы начнутся, куда да кого везешь. Старики, как водится, найдут повод для шутки. Не пристать тоже нельзя: гость, проезжающий мимо дома, на хозяев зло держит на уме. Так принято считать. А у него ничего плохого не было в голове. Значит, мимо не проедешь.
Вот и селение — пять бревенчатых домиков, лабазы, навесы, амбары. И чуть в сторонке длинный кум[18]
— помещение, где в чанах и бочках рыбу солили.В доме деда Никиты за чаем спрашивали Демьяна:
— Куда едешь-то — в Нижний Поселок?
— В Нижний. Почту везу, — отвечал Демьян.
— А Седой где?
— Отпросился.
— Случилось что?
— Да нет, ничего. Свататься, что ли, куда-то поехал. Так говорят.
— И то — дело нужное…
— Вот попросили меня один раз съездить. Чего ж, говорю, не съездить — коль человека нужно выручить.
— В молодости все легко дается, — сказал хозяин. — Мы тоже, помнится, в молодости по всей реке гоняли. Так, иногда без особой нужды, ради удовольствия дороги. А почта, конечно, дело серьезное…
Потом в разговор вступила хозяйка, жена деда Никиты. Наливая гостям чай, она спрашивала:
— А что за девушку иль женщину везешь?
— Доктора-девушку, — сказал Демьян, поскольку все в поселке называли ее просто «доктор-девушка» или «лекарь-девушка».
— Куда едет?
— В город, на свою землю.
— А кто людям здоровье будет делать?
— Другая девушка приехала.
— Ну, так скажи…
— Насовсем уезжает? — спросил дед.
— Кажется, да… Насовсем…
Помолчали немного. Затем хозяйка, чуть усмехнувшись, сказала:
— Вот Седой неведомо куда умчался за невестой. А бывает так — далеко не надо ездить. И всю жизнь хорошо живут.
Демьян понял ее намек и, смутившись, уткнулся в чашку, ничего не ответил. Мол, семьей пора обзаводиться. А дед как ни в чем не бывало, посасывая трубку, поддакнул жене:
— Да, бывает такое. Главное — вовремя увидеть. Не упустить… — и он выразительно посмотрел на девушку, словно ждал ее поддержки.
Хотя говорили по-хантыйски, но она по смущению Демьяна и взгляду деда, видно, догадалась, о чем речь. Она отодвинула чашку, взглянула на хозяйку, потом улыбнулась своему попутчику — мол, не падай духом, и, повернувшись к деду, объявила весело:
— Он сам не возьмет меня!
— Это почему же?! — опешил дед.
— Да я даже весло держать не умею!
Все в доме засмеялись. Улыбнулся и Демьян.
— Научить этому можно, — уверенно сказал дед Никита.
— Можно… — уверила и хозяйка.
И хозяева смолкли, призадумались каждый о своем. Демьян воспользовался паузой, поднялся со словами:
— Нам пора ехать. Дорога дальняя…
— Да-да, дорога дальняя, — согласился дед и тоже поднялся.
Он проводил гостей до берега — и слова прощания были сказаны уже на ходу. А перед взором Демьяна долго еще стояла одинокая фигурка деда с печальными глазами. Печаль появлялась у воды. Вода всегда напоминала деду, как он провожал на фронт младшего сына по этой реке. И, глядя на молодых гостей, он снова осознавал, что ушедший сын не приведет ему в дом невесту, и несуществующая невестка не народит ему внуков.
Сын уплыл по реке вечности, не успев оставить никого…
Оттого дед долго и печально смотрел вслед уплывающим. Его сын и сейчас мог бы плавать по этим водам, если бы не война…