Хаос

Анна тихо наигрывала старую мелодию, которой её научила мама много лет назад, когда Анне было всего тринадцать лет, и они сидели в этой же комнате. И в эту секунду слова из старой песни были наполнены особым смыслом, связанным с самой девушкой и Теодором, которого она продолжала в тайне любить, не смея признаться в существовании чувств даже себе.

Её тихий дрожащий голос напевал несколько строчек, попадая в ритм мелодии.

«По Дороге Сна — мимо мира людей,

Что нам до Адама и Евы,

Что нам до того, как живет земля?

Только никогда, мой друг-чародей,

Ты не найдешь себе королеву,

А я не найду себе короля.»

Грусть нахлынула на неё с полной силой, и она вдруг загрустила. Её глаза наполнились слезами, а руки задрожали. По всему телу побежали мурашки, а кожа приобрела красный оттенок. Но, отдышавшись, Анна сжала губы и вытерла слёзы с лица, после чего продолжила петь, но уже иначе, более грубо и увереннее, так, словно у неё получилось смириться со всей испытываемой в эту минуту болью.

«И чтоб забыть, что кровь моя здесь холоднее льда,

Прошу тебя — налей ещё вина.

Смотри, на дне мерцает прощальная звезда

Я осушу бокал до дна и с легким сердцем — по Дороге Сна.

По Дороге Сна, по Дороге Сна…»

— Помню эту песню, — вдруг сказал Чарльз, застав Анну врасплох, после чего откашлялся и продолжил, — Рафаэль напевала её каждый вечер после ужина.

— Дядя… Как ты? — спросила Анна, отложив гитару в сторону на пол.

— Доживаю свои последние дни на этом свете, дитя. Я уже старик. Так что не вздумай жалеть меня. Поняла? Аня! — твёрдо настоял Чарльз.

— Да, дядя, — послушно сказала Анна и опустила глаза вниз.

— Ну как ты, милая? Всё ещё страдаешь по своему мальчишке? — спросил Чарльз, после чего вновь закашлялся.

— Я не знаю, как поступить.

— Я бы мог показаться меркантильным и посоветовать вернуть его, чтобы утвердить своё положение в совете. Но… Не посмею. Ты для меня всегда была предметом гордости. Ты — Анна Шарон, дочь моего брата Николаса, одного из самых влиятельных людей нашего времени, и Рафаэль, лучшей женщины из всех, кого я знал. Ты объединила в себе все их достоинства и превзошла обоих своих родителей. Ты, Анна — наше наследие. Поэтому никогда не смей унижаться перед кем-то. Будь выше всего, что с тобой происходит. И если уж падаешь, так вставай и иди вперёд с высоко поднятой головой. А что касается Теодора, прощать или нет — это уже твоё дело. Не ставь мужчину в центр своей жизни. Будь той, кто не нуждается в мужчине, чтобы быть полноценной. Это ведь не так. Они могут, как приходить в твою жизнь, так и уходить. Но то, что ты создашь своим трудом, останется с тобой навсегда. Твоя магия, остроумие, самодостаточность, гордость и многое другое. И, прежде чем впускать в своё сердце мужчину, научись любить одиночество.

— Спасибо, дядя, — ответила Анна и накрыла своей ладонью пальцы дяди.

— Нет. Брехня! — вдруг возразил Чарльз и присел.

— Что?! — вдруг переспросила Анна, отдёрнув руку.

— Анна, я не во всем прав. Да, ты должна полюбить одиночество, но… не оставаться одинокой навсегда.

— Что это значит?

— Если чувствуешь, что он — тот, кто нужен тебе, не отпускай. Поверь старику. В своей жизни я совершил эту ошибку и сожалею. Сильно сожалею.

— О какой ошибке ты говоришь, Дядя?

— Рафаэль. Я… влюбился… в неё, когда был ещё мальчишкой. Мы встретились у реки. Был день летнего солнцестояния. Николас вытащил меня на праздник, где была и твоя мама. Ей было всего четырнадцать, а мне семнадцать. Все девушки вокруг обсуждали платья друг друга, заплетали в волосы разноцветные ленты и смеялись над выходками мальчишек. А она была особенной. Рафаэль пила ром и не стеснялась этого. Её белоснежное платье было длинным и широким, а растрепанные светлые волосы развивались на ветру от головокружительного танца. Она словно летала, отдавая всю себя этому танцу под гитару. Её ноги были босы. Лицо освещал свет от огромного костра. Я наблюдал за ней. И вдруг она остановилась. Наши взгляды ненадолго встретились. Она улыбнулась и продолжила кружиться. В ту самую секунду я влюбился.

— Но что-то пошло не так?

— Можно и так сказать. Я был робким, а твой отец — смелым. Поэтому, когда Рафаэль закружилась и чуть не упала, Ник оказался рядом, чтобы поймать её. Он бросился к ней и спас. А я так и стоял неподвижно на месте.

— Дядя…

— Он влюбился в неё, а она — в него. И знаешь, что? Он был достоин её больше меня.

— Мне жаль… Никто не рассказывал об этом… Дядя… — тихо сказала Анна.

— Мне тоже жаль. Нет ничего хуже, чем всю жизнь желать женщину, которая никогда не будет твоей… С той самой ночи я задаю себе один и тот же вопрос: «Что бы было, если бы не Николас, а я поймал её?» Но, очевидно, он навсегда останется без ответа.