— И ты ничего не можешь с этим поделать прямо сейчас, — сказал Такеши. — Эта площадь кишит Мазикиными, и если ты не хочешь быть прикованной рядом с ним, нам придётся подождать лучшего времени.
Я сделала глубокий вдох. Влажный бетонный пол охладил мою кровь и замедлил сердцебиение, расслабив мышцы и позволив мне встать.
— Я всё ещё не понимаю, почему эта Мазикинша ведёт себя так, будто она наш друг. Она виновата в том, что моя мама вообще здесь оказалась. С чего бы ей беспокоиться о её безопасности? Или нашей, если уж на то пошло?
— Я не совсем уверен, — Такеши перевёл взгляд на Зип, которая смотрела на меня с полной сосредоточенностью. — Лила, в твоей маме есть что-то необычное? Что-то…
— Ничего, кроме того, что она совершенно ненормальная, — с горечью сказала я
Он кивнул.
— Ах. Ну, Зип молодая Мазикин, а твоя мать, вероятно, была первым и единственным человеческим телом, которым она овладела. Думаю, возможно, она немного заблудилась в голове твоей матери.
— Так сказал мне Сил, — пробормотала я, вспоминая миг перед тем, как он перерезал горло моей матери.
Из горла Зип вырвалось рокочущее рычание.
— Сил.
Она оскалила зубы. Её изогнутые когти щёлкнули вместе.
— Она всё ещё кажется немного растерянной, — сказала Анна, глядя на Зип. — У неё сильные чувства к тебе и твоей матери, как будто она часть твоей семьи.
Руки Анны снова исчезли под плащом, и я не сомневалась, что она желала и была готова убить Зип, если понадобится.
— Моя мать, на самом деле, не моя семья, — сказала я, обхватив себя руками.
Я хотела оцепенеть, по-настоящему оцепенеть, чтобы больше ничего не болело. Но как бы я ни старалась забыть её, Рита Сантос была открытой раной, причиняющей мне боль изнутри. Мать бросила меня, когда мне было всего четыре года. Она позволила системе забрать меня, сжевать и выплюнуть. Я отстранилась от Зип, когда из толпы донёсся крик. Зип тихонько заскулила, потом повернулась к Такеши и снова заговорила.
— Она заботится о твоей матери, — сказал Такеши, когда она закончила. — Когда Зип вернулась в город, она была полна решимости найти её. Она спасла твою мать от телеги, едущей напрямик к потрошению, и взяла её в рабство. Но у меня такое чувство, что она относится к ней скорее как к домашнему животному. Это лучшая судьба, чем у многих здесь.
— Ну, спасибо, — прошептала я, не желая думать о том, сколько раз моя мать ездила в этой телеге, прежде чем Зип спасла её.
Я встала и подошла к окну.
Как удар в живот, зрелище сильно поразило меня, мы были прямо над площадью, около верхнего этажа одного из соседних зданий. Примерно этажом ниже, всего в нескольких метрах справа от меня, Малачи был прикован цепью к окровавленной платформе.
Я руками вцепилась в грубый цемент подоконника, увидев кровь, ужасную, едва зажившую рану прямо под его грудной клеткой и тяжёлые кандалы, прижимающие его к бетонной стене позади него. Мои пальцы сжались в дрожащие кулаки, когда я посмотрела на его суровое красивое лицо. Они пытались полностью изуродовать его. Или, по крайней мере, наполовину. Его правая щека представляла собой лабиринт следов когтей, но левая казалась нетронутой. Но, тем не менее, хуже всего было видеть его глаза. Они были открыты, и агония в их чёрно-коричневых глубинах была на много миль глубже. Он смотрел на чёрную дымку, висящую над огнями стадиона так, как в те минуты в тёмном городе, когда он смотрел на дикий лес за городской стеной. Он спасался единственным доступным ему способом.
Пронзительный взрыв музыки разорвал холодный ночной воздух, и толпа взревела, размахивая своими чёрными когтистыми Мазикинскими руками. Люди на площади тоже зааплодировали, как будто они были такими же кровожадными. Какого чёрта? Малачи провёл годы, защищая жителей тёмного города… но, конечно, это были люди, которых он подвёл, и у него здесь не было никакой власти. А Мазикины были хозяевами. Утверждение Такеши о том, что Сопротивление было мифом, имело полный смысл, поскольку человеческие крики смешивались с рычанием и улюлюканьем Мазикинов. Но тут моё внимание привлекло какое-то движение слева от меня, и я высунулась из окна и посмотрела вниз на переулок рядом с нашим домом. Я мельком увидела светлые волосы, развеваемые холодным ветром, молочно-белую кожу, когда рука натянула капюшон, человека в тёмном плаще, погружающегося обратно в тень. Затем фигура исчезла, и толпа возле переулка вновь собралась вокруг человека, который только что был там.