Хаос

— Спасибо. — Он снова начинает отворачиваться, но я говорю громче, чтобы привлечь его внимание.

— Рифф, который ты исполнил в последней песне, — выпаливаю я, краснея, когда он снова поворачивается ко мне, — это потрясающе. Я никогда не смогу повторить его.

— Ты играешь? — Шон поворачивается ко мне, его колени упираются в мои. У нас обоих на коленях джинсы изрезаны, и клянусь, кожу покалывает там, где он касается меня. Он уделяет мне все свое внимание, и как будто каждый свет в комнате фокусирует свое тепло на мне, словно каждое слово, которое я скажу, будет задокументировано для протокола.

На меня падает тень, и модель Abercrombie с блондинистыми волосами и глазами демона сердито смотрит на меня сверху вниз.

— Ты сидишь на моем месте.

Шона кладёт руку мне на колено, не давая пошевелиться.

— Ты играешь? — снова спрашивает он.

Мои глаза прикованы к его руке — его руке на моем колене, когда демониха снова скулит:

— Шон, она на моем месте.

— Так найди себе другое, — возражает он, бросая на нее быстрый взгляд, прежде чем снова обратить свое внимание на меня. Когда она наконец уходит, мои щеки — румяные яблоки, которые слишком долго оставались на солнце.

Шон выжидающе смотрит на меня, и я смотрю на него в ответ довольно долго, прежде чем вспоминаю, что должна ответить.

— Да, — наконец говорю я, мое сердце бешено колотится в груди от ощущения его тяжелой руки, все еще лежащей на моем колене. — Я наблюдала за тобой… на шоу талантов в средней школе, — пожалуйста, Боже, только бы не блевануть… — несколько лет назад, и… — О боже, неужели я действительно это делаю? — И после твоего исполнения я захотела научиться играть. Потому что ты был очень хорош. Я имею в виду, ты хорош. В смысле, я имею в виду… — Крушение поезда, крушение поезда, крушение поезда! — Ты все еще очень, очень хорош…

Моя попытка спасти свои искренние доводы вознаграждается теплой улыбкой, которая делает все смущение стоящим того.

— Ты начала играть из-за меня?

— Да, — говорю я, тяжело сглатывая и борясь с желанием зажмуриться, пока жду его реакции.

— Серьезно? — спрашивает Шон, и прежде чем понимаю, что он делает, убирает пальцы с моего колена, чтобы взять мои руки в свои. Он изучает мозоли на подушечках моих пальцев, потирая их большими пальцами и плавя меня изнутри. — И ты хороша?

Дерзкая улыбка кривит его губы, когда он поднимает взгляд, и я признаюсь:

— Не так хороша, как ты.

Его улыбка смягчается, и он отпускает мои руки.

— Ты ведь была на нескольких наших выступлениях, да? Обычно ты носишь очки?

Я? Девушка в долбаных очках? Я кричала с первого ряда на протяжении многих концертов группы в местном развлекательном центре, но никогда не думала, что Шон замечает меня. И теперь, когда я думаю о том, как глупо я, вероятно, выглядела со своими толстыми квадратными оправами… Я даже не уверена, что рада, что он заметил меня.

— Да. Я только в прошлом месяце получила контактные линзы…

— Они хорошо смотрятся, — говорит он, и румянец, который ползет по моим щекам, расцветает до невероятных размеров. Я чувствую жар на своем лице, шее, костях. — У тебя красивые глаза.

— Спасибо.

Шон улыбается, и я улыбаюсь в ответ, но прежде чем кто-то из нас успевает сказать еще хоть слово, Джоэль толкает его под руку, чтобы привлечь внимание. Он кричит и смеется над какой-то шуткой, рассказанной Адамом, и Шон отодвигается от меня, чтобы присоединиться к их разговору.

И вот так момент закончился, а я не сказала ничего даже близкого к тому, ради чего пришла сюда. Я не поблагодарила его, не сказала, что он изменил мою жизнь, и не сказала ничего даже отдаленно значимого.

— Эй, Шон, — начинаю я, снова похлопывая его по плечу, когда смех Джоэля затихает.

Шон с любопытством смотрит на меня.

— А?

— Вообще-то я хотела тебя кое о чем спросить.

Он поворачивается ко мне, и я понимаю, что понятия не имею, что сказать дальше. Я хотела тебя кое о чем спросить? Из всего того, что могло бы вырваться у меня изо рта, именно на этом остановился мой мозг? Отчаянная девчачья часть меня, наличие которой мне не нравится признавать, хочет сказать ему, что я люблю его, и умолять его не уезжать. Но тогда мне придется пойти и утопиться в бассейне.

— О, да? — Шон спрашивает меня сквозь музыку, которую кто-то только что включил, и чтобы потянуть время, я наклоняюсь к его уху. Он наклоняется вперед, чтобы встретиться со мной, и когда я вдыхаю свежий аромат его одеколона, все мысли улетучиваются. Я теряю способность складывать слова, даже такие простые, как «Спасибо». Он скоро уедет, и я упущу свой последний шанс рассказать ему о своих чувствах. С моей щекой рядом с его, я поворачиваю лицо, и тут глаза Шона оказываются прямо перед моими, наши носы практически соприкасаются, а его губы находятся в нескольких сантиметрах от меня, и мой мозг говорит: «К черту все это». Поэтому я наклоняюсь вперед.

И целую его.