Хаос (ЛП)

Адам берет акустический Гибсон, который ему вручает роуди, а Шон обменивает свою гитару на бесценный старинный Фендер, на котором играл для меня в первый раз, когда я посетила его квартиру. Он садится на табурет рядом с Адамом, а Джоэль и Майк уводят меня со сцены.

— Что он делает? — спрашиваю я, не в силах оторвать глаз.

Ребята ничего мне не отвечают. А может, отвечают, но я их просто не слышу. Мои глаза, мои уши — каждая частичка меня настроена на Шона, наблюдая, как он сидит рядом с Адамом с Фендером на коленях.

В последний раз я видела их такими, когда была в пятом классе, наблюдала за ними на шоу талантов в средней школе. В тот день я думала, что влюбилась.

Сейчас я действительно люблю.

— У этой песни еще нет названия, — говорит Шон, настраивая микрофон перед собой, и я улыбаюсь нехарактерной нервозности в его голосе.

Он откашливается, ставит микрофон на место и откидывается назад. Когда начинает играть, отказавшись от дальнейшего вступления, его пальцы перебирают аккорды, которые дергают струны моего сердца.

Его прекрасный голос наполняет комнату от стены до стены, касаясь каждой души в толпе. Каждый поклонник слушает мелодию его гитары, звук его голоса, слова его песни.

Шон поет о девушке, которая была солнцем, и о том, как он ушел от нее. Он поет о крышах и закатах, о тайнах и мечтах, о душевной боли и шести годах.

Шон поет о любви.

Его зеленые глаза находят меня с другого конца сцены.

Он поет мне.

Майк обнимает меня за плечи, по моим щекам текут слезы, и когда песня Шона затихает, я не могу удержаться — пересекаю сцену, пока не оказываюсь рядом с ним.

Стоя перед его табуретом, я вытираю слезы под глазами, не зная, что сказать.

— Я люблю тебя, — говорит Шон первым, его голос разносится через микрофон и заполняет всю комнату. Он встает и вытирает остатки моих слез мягкими подушечками больших пальцев, и я знаю, что он собирается поцеловать меня.

— Я тоже тебя люблю, — говорю я, когда его губы оказываются на полпути к моим, и он замирает, прежде чем опустить их до конца. Всего на секунду, ровно на столько, чтобы я потерялась в обещаниях этих зеленых глаз, а потом его губы завладевают моими.

Фанаты взрываются аплодисментами, но Шон целует меня так, словно их тут вовсе нет. Он целует меня так, словно мы вдвоем — на кухне автобуса, на крыше моей квартиры, на крыше пентхауса. Целует меня на глазах у всех, на сцене, чтобы все видели, и я знаю…

Я знаю, где мы будем через шесть лет.

ЭПИЛОГ

Шон

— Из-за тебя я опоздаю, — говорю я, и Кит хихикает у моего рта.

Мне нравится этот звук, потому что я единственный, кто может заставить ее издавать его, и она ненавидит, что не может остановить меня от этого при каждом удобном случае.

— Иди.

— Серьезно, — говорю я между поцелуями, слишком потерявшись в ощущении ее длинных волос, скользящих между моими пальцами, атласных губ, соблазняющих меня, сексуальных бедер, прижимающихся к моим. Я толкаю ее дальше на кухонный стол и крепче прижимаюсь к ее ногам.

— Нам нужно идти.

— Тогда прекрати целовать меня, — приказывает Кит, и ее голос звучит как осуждающий, задыхающийся стон, который возбуждает меня ещё сильнее.

Я отрываю свои губы от ее и прижимаюсь к ее горлу.

— Нет.

Ее пальцы вплетаются в мои волосы, когда она отдает контроль, на самом деле не давая его. Она играет на мне так же хорошо, как на шестиструнной гитаре, точно зная, как прикоснуться ко мне, чтобы заставить делать все, что она хочет. Я посасываю кожу в изгибе ее шеи, когда наконец вытаскиваю ее из джинсов.

— Сегодня важный вечер, — напоминает она мне, когда я стягиваю их с ее бедер, коленей, лодыжек. И в глубине моего сознания, я знаю это.

Джонатан Хесс ждет в Mayhem с бумагами, но Джонатан Хесс может подождать. Если мы с Кит сейчас пойдем на встречу, ни один из нас не сможет сосредоточиться. Мы делаем это для шоу, для толпы, для группы.

По крайней мере, так я говорю себе, стягивая с нее трусики вместе с джинсами. Кит сбрасывает их с кончиков своих накрашенных черным лаком пальцев, и я отступаю назад между ее ног.

— Я люблю тебя, — говорю я, хватая ее за задницу обеими руками и таща к краю стойки.

— Я люблю… — Ее голос обрывается, когда я погружаюсь глубоко в нее, и Кит заканчивает низким, сексуальным: — Шон, — ее стон так же глубок, как дорожка, которую я прокладываю внутри нее, ногтями Кит царапает мой череп с каждым толчком.

Я убираю ее руку и один за другим целую мозолистые подушечки пальцев, каждое медленное прикосновение моих губ возбуждает ее еще сильнее, пока я не оказываюсь полностью внутри нее, пока не задыхаюсь так же, как и она. Утыкаюсь лбом в её плечо, потому что она ощущается чертовски восхитительно, чертовски потрясающе.

То, что происходит между нами сейчас, совсем не похоже на то, что было между нами в первый раз. Теперь, когда она произносит мое имя, я знаю, что это значит гораздо больше, чем просто Шон Скарлетт. Когда она смотрит мне в глаза, видит в них нечто большее, чем мое имя.