Хаос на пороге (сборник)

Кровать в палате Рейчел не пустовала, но там, где должна была быть моя жена, располагалась колышущаяся серая куча, в которой не было ни черт, ни линий. Хуже всего, что куча время от времени шевелилась, являя то клок блестящих черных волос, то правый глаз – все, что от нее осталось. Никки при каждом этом движении крепче сжимала мою руку, издавая тонкие скулящие звуки, словно маленький ребенок. Я не способна была предложить ей истинного утешения, однако могла хотя бы не выдергивать руку. Хотя бы не выдергивать руку.

Врачи суетились вокруг существа, когда-то бывшего Рейчел, брали образцы, снимали показания приборов. Все они были в защитной одежде – перчатки, бахилы, дыхательные маски, – но этого все равно недостаточно. Созданное человеком Нечто способно выжить при любых условиях. Они танцевали в огне, и огонь не выпустит их живыми.

Сколько усилий я потратила, чтобы уберечь семью. Сколько пищи выбросила, сколько стирок проделала по нескольку раз. Скольких врачей мы посетили, сколько прививок и прочего было сделано… и все впустую. Средство нашего уничтожения выросло в лаборатории, где я работала, лаборатории, которую я выбрала, чтобы мое желание идеальной чистоты принесло хоть какую-то пользу. А я даже не знала о нем, потому что люди, с которыми я работала, хотели оградить меня и не сталкиваться лишний раз с моими приступами. Это я во всем виновата.

Доктор Оширо говорил что-то, но я больше не слушала. Один из медбратьев в палате Рейчел как раз отвернулся, и я увидела крошечный серый комок у него под коленкой. Остальные тоже скоро найдут это на одежде. Впрочем, не важно. Плесень росла не снаружи, она пробивалась сквозь защитные костюмы изнутри. Плоть уже заражена и скоро будет сожрана.

– Мам?

Никки потянула меня за рукав, и я поняла, что отступаю прочь и тащу ее за собой, подальше от этого дома ужасов, куда-то во внешний мир, где, если мы поспешим, у нас появится шанс выжить. Никки – вот все, что теперь заботило меня.

«Прости, Рейчел», – подумала я и бросилась бежать.

Джонатан Мэйберри

Джонатан Мэйберри – многократный обладатель премии «Bram Stoker Award», пишет комиксы для «Marvel». Автор романов «Code Zero», «Fire&Ash» и др. Пишет на самые разные темы, от боевых искусств до поп-культуры зомби. C 1978 года продал 1200 журнальных статей, 3000 колонок, две пьесы, неисчислимо поздравительных открыток, текстов песен и стихов. Преподает Экспериментальную прозу для старших классов, которую сам же и изобрел. Основатель Кофейного клуба писателей, сооснователь Клуба лжецов. Часто выступает в школах, библиотеках и на писательских конвентах. Живет в Калифорнии. Смотрите johathanmaberry.com.

«She’s Got a Ticket to Ride»

[21]

– 1 —

Дети, да?

Для большинства семей поднять ребенка – задача непростая.

Непростая, учитывая, какие на свете творятся пакости.

Ведь не станешь ребенку врать, что все будет хорошо, когда ясно, что хорошего будет мало. А плохого – сколько угодно. И никакие резоны, никакая ложь во спасение и прочая ерунда тут не помогут.

Плохое всегда случается как раз с хорошими людьми. Это такой неписаный закон, как и тот, что все мы умрем. Некоторые вещи происходят обязательно, даже такие, которых мы совсем не хотим. Даже если изо всех сил стараемся избежать.

Насилие. Убийство. Жестокость. И того хуже: войны, нищета, голод. Вот еще навскидку: цунами, землетрясения, ураганы. В общем, происходит всякая дрянь. И происходит по большей части с хорошими людьми. С простыми, беззащитными, ни в чем не повинными.

Попробуйте-ка сказать ребенку, что это не так, и он сразу поймет: вы врете. Будете врать много – он вам вообще верить перестанет. Совсем. И перестанет верить в вас, что еще хуже. И в себя, что уже из рук вон.

Я знаю, как бывает, когда родители переходят эту черту.

А если они обращаются ко мне, значит, черту перешли их дети. Речь не о таких детях, которые закатывают истерики. Не о тех, кто продает наркоту или продается сам. И не о тех, кто готов трахать все, что шевелится, ради самоутверждения. И не о тех, кто делает татуировки или подается в готы.

Речь совсем о другой черте. Ко мне обращаются, когда ребенок сделал то, что обычно ему бы и в голову не пришло. Когда ребенок совершенно запутался и даже не видит этой черты, не подозревает о ее существовании. Он видит только маленький пятачок твердой почвы среди всеобщего хаоса. И не хочет двигаться, потому что кому же охота шагнуть в хаос? Вот и стоит на месте. В таких случаях и зовут меня.

Иногда для него этот пятачок – наркоманский притон, и ребенок готов отсосать за пять баксов, лишь бы купить немного крэка. Иногда – кучка шизанутых, готовящихся взорвать все к чертям. А порой – религиозная секта.

Очень часто приходится работать с детьми, попавшими в секту. Их туда завлекают, а я иду и забираю. Если могу.