— Сомний умеет создавать покров невидимости. — вот так просто говорить о такой мозговыносящей информации. Мда, Селина, такая Селина. — Он его применил сразу же, как только появился. Все, что могли увидеть жители — вспышку света от его появления.
— Я не буду говорить ничего. Просто… Просто давайте двинем дальше. — каждый шаг дается лучше предыдущего, а меня начинает потихоньку отпускать. Это радует. — Ну и… На какое время я теперь освобожден от вашей странной компании?
— Дня на три, не меньше. — вот и Ева вступила в разговор. Поудобнее перехватила мою руку, знатно так тряхнув на своем костлявом плече, и помогла сделать еще один шаг. — Завтра ты будешь ощущать себя так, будто пробежал марафон в пятнадцать километров без остановок и передышек. Но после станет легче, я тебя уверяю.
— Что ж, еще один дерьмовый день. С вашим появлением их стало больше, но все еще меньше чем год назад. — я позволяю себе ухмылку.
Перед тем как кто-то успеет мне что-то сказать, я слегка похлопываю по плечу сначала одну, потом другую девушку. Обе оказываются достаточно понятливы, а еще на удивление тактичны. Они отпускают меня и позволяют идти самому. Поначалу трудно — ноги слегка подрагивают, в мышцах легкая тяжесть. Но пара шагов, и я снова готов к походам, пусть и по-черепашьи медленно.
— Я вот что хочу спросить… Селина, ты со всеми своими родственниками таким образом общаешься? — мне бы не вопросы задавать, а сконцентрироваться на преодолении пути до квартиры знакомых. Но, серьезно, разговор Селины и Сомния выглядел скорее как разговор двух ненавидящих друг друга чужаков, а не брата и сестры. Впрочем, я тоже не мог похвастаться хорошими отношениями с родителями.
— Нет, не со всеми. — Селина, идущая вровень со мной, напрягается и поджимает губы. — Просто… Я младшая в семье. Младше даже Харона. Кого-то это умиляло. А для кого-то — было поводом позадираться.
— Я так понимаю, Сомний относился ко второму лагерю. — знаю я таких «родственничков». Когда к нам приезжала тетушка, сестра Долорес, со своими сыновьями-спиногрызами, они меня как только не изводили. Гнобили по-страшному. Так что я могу даже посочувствовать Селине, несмотря на ее сучий характер и мою к ней некоторою неприязнь.
— Ага. И это при том, что к Харону он относился более чем хорошо. — Селина нервно дергает длинную светлую прядку, упавшую на лицо. Растирает ее между пальцев, теребит, дергает. — Мы с ним, как видишь, все еще в ссоре.
— Как я тебя понимаю.
— У нас тут, похоже, клуб «жертвы плохих родственников». — Ева тихо хихикает, а на мой непонимающий взгляд отвечает следующими словами: — Мои родственнички тоже были теми еще засранцами. Не то чтобы полностью, но в большей степени, чем хотелось бы. Собственно, если бы они не выперли меня из дома после определенных событий, я бы вряд ли оказалась здесь.
— Пффф, действительно, клуб жертв. — я готов расхохотаться от нелепости этой ситуации. А еще — от морального напряжения, которое не способна развеять даже эта непринужденная беседа.
Впереди — долгий путь. И это относится не только к нашему пути до дома Селины и Евы.
========== Мартина ==========
Ева не врала, когда говорила об ощущениях на следующий день.
Сегодня утром я проснулся с такой сильной тянущей болью в ногах и руках, что готов был выть и биться в истерике от этого противного ощущения. Мышцы как будто натянулись до крайностей и теперь готовы были со звоном лопнуть, стоило мне только лишний раз дернуться. Солнечное сплетение все горело огнем. От этого жара в желудке пекло, меня мутило. Низ легких обжигал каждый вдох, поэтому даже дышать приходилось медленно и осторожно, чтобы не причинить себе еще больше боли. Благо, мне довелось проснуться в десять, когда Лорел уже был на работе. Моему соседу не пришлось наблюдать, как я корчусь на кровати, пытаясь найти позу поудобнее.
Я едва смог выбраться в туалет. Даже до кухни так и не дошел. Туалет — и снова в кровать. Я так лежу уже с час, если не больше. Пялюсь в потолок и по сотому кругу считаю трещинки. Их у меня на потолке двадцать пять, и это без мелких, которых еще десять. Интересно что пиздец. Но до телефона я никак не могу дотянуться — попытка перевернуться причиняет адскую боль, а дальше я даже не пытаюсь ничего делать.
Но естественно, так просто меня отпускать не собираются.
— Пошли в жопу все-е-е… — я не потянусь за телефоном. Пусть мне сам президент звонит, я отвечать не буду.
Но звонящий — я уверен, это Ева — очень настойчив. От непрекращающейся трели телефона у меня начинает болеть не только тело, но и голова.
— Угх, вашу мать! — похоже, придется отвечать, если я не хочу мучиться еще и головной болью на протяжении всего дня.
Переворот… Блять, как больно-то! Я себя так хреново не чувствовал даже после того, как, надравшись с Гейлом, пробрался в городской спортивный зал и тягал штанги весом почти с меня. А на меня тогда, между прочим, одна из штанг упала! Черные пряди лезут в лицо, закрывая обзор, но все, что я могу — сдуть их с лица кое-как и продолжить отползать к краю кровати.