Хаос в школе Прескотт (ЛП)

— Позже. Сейчас не время, — он задирает рукав, изучая рану, его глаза сужаются до щелок. Запах его тела окружает меня, так что дышать кажется невозможным, я ничего не могу с собой поделать и вспоминаю наш поцелуй на крыше. Как он тогда сказал? «Мы нужны друг другу, ты и я»

Пульс начинает скакать, клянусь, я чувствую, как вся вселенная замирает.

— Порез глубокий, — бормочет он, смазывая кровь пальцем, заставляя меня съежиться от резкой вспышки боли.

— Я не хочу к медсестре, — заявляю я, и Вик знает почему. Он все знает о директоре Ванне и его своевольной медсестре. — Но не уверена, что смогу отсидеть целый урок, слишком больно.

Вот дерьмо, я что, только что сказала правду? Я задумалась, и Вик кивает головой.

— Пойдем со мной, — командует он, опустив рукав моей толстовки, и устремляется по пустому коридору. По идее звонок уже должен был прозвенеть, я его просто не услышала. На корпус приходится несколько охранников, но этого все равно недостаточно. Наша дерьмовенькая государственная школа не обладает необходимыми ресурсами для правильной работы этой тюряги.

Мы без всяких проблем выходим на улицу, забор напоминает цепь, а поверху бежит колючая проволока. Несколько школьников поднимают глаза, стоя в тени и куря сигареты, но им хватает ума не приближаться к нам, как это сделали Кали и Билли.

Виктор знает, где именно находится дырка в заборе, пинает мусорный бак и пропускает меня вперёд, а затем возвращает его на место и продолжает идти.

Его байк припаркован не на общей парковке, подальше от офиса охраны. Не то чтобы это имело какое-то значение. Я не раз видела, как парни спокойно манипулировали работниками Прескотта.

Мы тормозим на секунду, Вик печатает что-то на своем телефоне, а затем указывает забираться на мотоцикл. Моя рука так сильно пульсирует, что у меня начинает кружиться голова от потери крови, но я все равно забираюсь, обвивая его талию руками.

Этого чувства не избежать, оно наполняет все вокруг, и мне кажется, что этот человек предназначен мне судьбой. В плохом смысле или хорошем, я точно не могу сказать. Но становится невозможным игнорировать его, то, как реагирует мое тело, когда он рядом, как сбивается дыхание, трясутся руки, а сердце сходит с ума.

Закрываю глаза и подставляю лицо ветерку, пока мы несемся по улицам Спрингфилда и притормаживаем у дома Вика. Конечно, это не та безопасная гавань, в которой мне так хотелось очутиться, но таким детям, как мы, больше некуда идти. Не существует укромного уголка, куда мы могли бы отправиться, когда нам страшно, поэтому, мы берём то, что есть.

Вик слезает с мотоцикла, и я иду за ним, прямиком в маленький домик с дерьмовым интерьером, в котором живет Вик со своим отцом. С прошлого раза, когда я была здесь, почти ничего не изменилось, только добавилось несколько пустых бутылок ликера. Он пинает их по полу, изо рта вырываются ругательства, направляется в ванную и вытаскивает аптечку из-под раковины.

Я настороженно жду в столовой, пока он вернется.

— Садись, — бросает он, вытаскивая стул, на который я должна усадить свой зад. И я сажусь, но только потому, что меня начинает шатать из стороны в сторону и мне хочется прикрыть глаза хотя бы на секунду. — Расскажи мне, что произошло. Все до малейшей детали.

— Я зашла в туалет, чтобы пописать, все закончилось тем, что на одной стороне стояла Билли, а на другой Кали, и еще семеро миньонов, столпившихся у раковин. Кали насмехалась надо мной, а затем Билли вытащила нож. Не так уж и много тут рассказывать.

— Как именно насмехалась? — спрашивает Вик, потянув толстовку вверх по руке, размазывая кровь повсюду. Он изучает рану с мгновение, ругается себе под нос, и начинает орудовать антисептиком. Они жгутся, так сильно, что мне приходится закусить губу, чтобы не пискнуть.

Я не собираюсь осведомлять Виктора Чаннинга, как мне больно.

— Кали утверждает, что вы предложили ей похожую сделку — ее тело за ваше содействие в том, чтобы перевернуть с ног на голову мою дерьмовую жизнь, — мой голос немного дрогнул, когда Вик стягивает края раны, пытаясь определить, насколько она глубокая. Он усмехается, глядя на меня, и отбрасывает салфетку в сторону, вместо неё взявшись за нить с иглой.

Я вскидываю брови, держась за то, что не хочу показывать, как на самом деле мне страшно. Швы? Мне и раньше их накладывали после того, как Тинг сильно бил меня по лицу. У меня шрам прямо на линии роста волос. Я была слишком мала, что это воспоминание уже размылось, но я помню, что было до ужаса больно. Хотя я и была под обезболивающим.

— Вот, — произносит Вик, протягивая мне свою флягу. — Сделай глоток виски и приготовься к вспышке боли.

Он встает на колени, пока я откручиваю крышку левой рукой, отворачиваюсь, и отпиваю из фляги. Алкоголь обжигает горло одновременно с иглой, прошедшей сквозь кожу.