Хаос в школе Прескотт (ЛП)

— Блять, — слово легко соскальзывает с моих губ, и я щурюсь от боли. Вик прокалывает кожу снова и снова, зашивая меня, а кровь все не останавливается. К тому времени, как он заканчивает, фляга пуста, Вик отрезает нитку и завязывает узел.

— Через одну-две недели нужно будет их сменить, — говорит он своим темным голосом, а мысли его где-то далеко. Смотрю, как он поднимается на ноги и направляются в кухню, чтобы смыть мою кровь со своих рук.

— Ты собираешься рассказать мне о Кали или нет? — спрашиваю я, потому что уже не в силах справиться с демонами, бушующими у меня в голове. Хавоки знают, что Кали Роуз врунья. Но все же, я не могу заставить их голоса затихнуть.

— Сейчас не время, — говорит Вик, и его глубокий голос бесит меня. Как будто он может изменить тупую вселенную. — Я отвезу тебя обратно в школу.

— Только после того, как расскажешь мне о Кали, — говорю я в тот момент, когда за окном начинается дождь. Вик оборачивается через плечо, вытирая руки полотенцем. Он бросает его в раковину и медленно двигается ко мне по уродскому ковру.

— Если я говорю тебе, что сейчас не время, это значит, что сейчас не время, — Вик осматривает меня с головы до ног, а лицо его сурово. — Я думаю, что мы уже прошли это дерьмо, в Хавок будет так, как я скажу. Это то, как мы работаем, то, как мы добиваемся успеха. Это то, как мы остаемся в живых.

— Я не так уж много и требую, — шепчу я, проводя рукой по швам, и съеживаюсь от внезапной вспышки боли. У меня тоже останется шрам. Я, блять, уничтожу этих сучек. Но потом мне в голову приходит идея о том, что парни сделают это раньше. — Как прикажешь вернуться в класс, когда у меня в голове эхом отражаются ее насмешки? — я отворачиваюсь, и становится больно от осознания, что мы опять остались наедине. В прошлый раз он поцеловал меня и сказал, что мы нужны друг другу. Что случится в этот раз? — Ты правда попросил ее трахнуть взамен на издевательства?

Вик фыркает, и я снова смотрю на него, он качает головой и пробегает пальцами по волосам, глядя на меня.

— Боже милостивый, Бернадетт, — произносит он, развернувшись к входной двери и оставляя меня без ответа. Я бросаюсь вперёд и хватаю его за руку, впиваясь ногтями в чернила на бицепсе, и Вик замирает.

— Мне нужно знать, почему ты сделал это, — отчаянно говорю я, ненавидя себя за то, что мой голос звучит почти умоляюще. «Никто, кроме Вика, не хотел этого. Никто. Это слишком, слишком личное, это подпускает тебя слишком близко. Он тебя не отпустит.»

Не уверена, что сейчас спрашиваю его о Кали, но он же он этом не знает.

— Ты думаешь, что мы бы попросили что-то столь мелочное, за такую большую сделку? — Вик оглядывается через плечо. — С Кали и всеми остальными? Мне не нужно заключать сделку, если я захочу, чтобы она меня трахнула.

— Но ты заключил такую сделку со мной, — вырывается у меня, и видимо, это не то, что можно было говорить, всего секунда, и Вик уже прижимает меня к стене рядом с входной дверью.

— Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул, Бернадетт? Это заставит тебя чувствовать себя лучше? Поможет ли это заставить тебя бросить эту саморазрушительную хрень, которой ты занимаешься? — Вик касается меня через ткань джинсов, скользя пальцем по шву на штанах, поддразнивая разрастающуюся боль в чувственном месте.

С моих губ срывается вздох, и его рот превращается в ужасную ухмылку.

— Так вот чего ты хотела с самого начала? Позволить мужчине, которого ты ненавидишь больше всех на свете, трахать тебя на тонком матрасе? Это бы завершило твой порочный круг?

Дыхание смешивается с гневом, и даже если я ненавидела себя за это, все равно боялась, что Вик окажется прав.

Его пальце спускается ниже по шву, поглаживая меня прямо там. Он медлит, и это меня убивает, все совсем не так, как я ожидала. Его черные глаза сталкиваются с моими, и тут наши резкие вдохи смешиваются. На этот раз я тянусь к нему, почувствовав, что он уже твердый.

Вик хватает меня за запястья и ударяет ими о стену над моей головой, заставляя меня застонать.

Он смотрит мне в глаза, продолжая касаться другой рукой, наблюдает, как я разрушаюсь от его прикосновений. Меня уже давно так не касались, со времен Аарона. И всего пара безликих парней, с которыми я спала, и чьи имена не удосужилась запомнить.

То, как Вик держал меня, являлось предупреждением. Когда он отпускает и отходит, я понимаю, что следовало бы догадаться и раньше. Каждая клеточка моего тела кричит о том, чтобы оставить это, отступить, оставить все, как есть.

— Если у вас ничего не было с Кали, то почему ты просто не скажешь об этом? — требовательным тоном спрашиваю я, тяжело дыша и борясь с дрожью по всему телу. — Я пойму. Вы использовали ее, вы используете меня. Вам наплевать, чьи жизни разрушать или кого трахать, разве нет?