Хаос. Закон. Свобода. Беседы о смысла

Вы знаете, как часто люди толпятся вместе: мужчины и женщины, мальчики и девочки – и как часто человек может видеть другого изо дня в день, никогда не замечая в нем ничего особенного, но однажды он посмотрит и увидит этого другого в славе, в свете Преображения, увидит не как одного из многих, но в его уникальности, которую нельзя отбросить или забыть. Святой Мефодий Патарский говорит, что до того, как мужчина полюбит, он окружен мужчинами и женщинами, когда же он встретил свою невесту, у него есть невеста, а вокруг – просто люди. Я думаю, это крайне интересная мысль: видение одного и того же человека, который не стал иным в этот конкретный день, но увиделся нам сияющим изнутри или окруженным светом Преображения. Мы смотрим на человека глазами, которые видят, но это вйдение не дается тому или иному без разбора, и здесь уместно высказывание Гете: «Красота в глазах смотрящего». Бог дает смотрящему видеть то, что Он Сам видит всегда и неизменно. Он дает этому человеку увидеть чудо преображенного мира в ком-то одном. И это знак, который мы называем «любовью». И подразумевается, что любовь – это откровение, раскрытие красоты и смысла.

Потом бывает по-разному. Мы можем встретить того же самого человека на следующий день и увидеть его снова обыкновенным, ни в коей мере, никоим образом не отличающимся от других. Сияния не видно, «шехины» нет, ничего не происходит. И тогда мы можем сказать: «Да, это видение было обманом. Я думал, что это светлячок, но потом посмотрел на него в свете фонаря и увидел, что это обычный жучок». Или же, напротив, мы можем воскликнуть: «То, что я вижу сегодня, обыденность этого человека – это завеса. Реальность – это то, что я видел, и та реальность подлиннее не только наружности, но и подлиннее любого свидетельства. Любые вещественные доказательства, что этот человек не уникален, – ложь». И это – момент, в который видение, истина о человеке, слава Воскресения и красота сливаются воедино.

Это явление, наверное, можно сравнить с тем, как мы смотрим на витражное окно. Когда на него падает солнечный свет, проникая сквозь, – нам открывается несколько вещей. Во-первых, проявляется сюжет витража. Это может быть Воскресение Христово, Преображение, это может быть один из сюжетов Ветхого или Нового Завета или сюжет из истории Церкви, и он раскрывается в цвете, в котором есть красота, и именно красота и великолепие изображения привлекают наше внимание, сосредоточивают на себе и заставляют воспринять сюжет и то, о чем он говорит. Затем, если мы способны понять, нам открывается нечто большее: что эта красота не просто создана чьими-то руками – ведь ее не было мгновение назад, она ожила благодаря лучу извне, который прикоснулся к окну и залил его светом. Некоторое время спустя, придя в то же самое место, мы могли бы обнаружить, что солнце ушло, красота витража больше не живет, ее

уже не существует, есть всего лишь серое пятно на серой стене. В чем же истина? Витражное окно – это раскрытие сюжета, то есть смысла и красоты, или же это ничто, а наше видение было обманом?

Именно поэтому, мне кажется, когда в упомянутой ектенье мы молимся за жениха и невесту, мы просим Бога дать им веру. Не только религиозную веру, веру в Него, но и такое качество веры, которое можно назвать «уверенностью в вещах невидимых» (может быть, увиденных, но ушедших и уже незримых), веру, которая поможет нам, увидев однажды, запомнить навсегда. Увидев красоту, и смысл, и истину, никогда не оставлять уверенности в этом видении.

* * *

Нечто похожее мы видим в Евангелии. Петр встречает воскресшего Христа на берегу Тивериадского озера (см. Ин. 21:15–17). Он предал своего Господа, трижды отрекся от Него, и вот впервые после этого встречает Его наедине, и Христос не спрашивает Петра, покаялся ли тот, стыдно ли ему, Он спрашивает, любит ли Его Петр, любит ли Его с чистотой совершенной любви – «агапе» – и любит ли он Его как друг – «филиа». И то и другое – неправда, если судить по тому, что произошло. Петр оказался неверным другом, неспособным любить с чистотой совершенной любви. И тем не менее Петр, говоря правду вопреки очевидному, трижды отвечает: «Я люблю Тебя», и в третий раз после третьего вопроса, осознавая, что все свидетельствует против него, он говорит Христу: «Ты все знаешь, Ты знаешь, что я люблю Тебя. Ты знаешь, что я отрекся от Тебя, и Ты знаешь, что я люблю Тебя». Как и то, и другое сочетается в одном сердце, как они переплетаются в одной жизни – это другой вопрос, но и то, и другое – правда. Однако больше истины не в том, что Петр предал Христа, а в том, что он любит Его, а меньше истины в том, что, испугавшись, он поступил не по любви.