— Обживайся, осматривайся, время пока есть. Эта палатка в полном твоем распоряжении. Есть хочешь?
— Я бы поспал с дороги.
— Как проснешься, отыщи меня, введу в курс дела.
Стефан развернулся и быстро пошел к «командирскому» блоку.
Хост же оглядел свое новое жилище: столик, складной стул, койка, на которой вместо матраса лежит спальник, и обогреватель. Поставил рюкзак в угол. Посидел на стуле. Включил и выключил обогреватель, потом лампочку под потолком. Потом вытянулся на койке и задумался.
Он был уверен, что человека, представившегося Стефаном, несколько недель назад звали Алоизом Ханом. Пластики над ним поработали замечательно, однако слишком глубоко перекраивать физиономию не стали, так что черты прежнего лица угадывались. Да и манера поведения изменилась мало. Стефан — это Хан, сто процентов. И оставался вопрос: узнал ли Стефан в нем, в Саймоне, обманувшего его Шмейхеля?
Болото еще горело. Местами взрывалось, местами тарахтело перестрелками, шипело химическими испарениями, вопило орущими людьми, но в основном горело и разрушалось. И это было особенно хорошо заметно с тяжелого вертолета, что шел над Колымой, направляясь к сектору Мутабор. Вертолет обходил Болото по дуге — пилоты опасались пуска зенитной ракеты, однако и с такого расстояния главный пассажир машины мог оценить последствия беспорядков. Многие дома опалены, некоторые горят, в Сокольниках рухнула высотка. И не только в Сокольниках — еще четыре огрызка торчат в разных районах. Два из них пыхтят черным дымком. Верхние уровни мостовых повреждены, а кое-где попросту провалились, средние уровни тоже не в порядке, и кое-какое движение идет лишь внизу, где бульдозеры расчистили проезд. Впрочем, люди пока не стремились освобождать улицы от завалов и баррикад — бои продолжались. Не с тем накалом, конечно, как в первые часы бунта, но еще упорные. Отряды Уруса, лидеры которого желали захватить как можно большую территорию, теснили китайцев. Триада отбивалась, но при этом развивала наступление на Смоленку, планируя оттяпать районы у прорвавшихся в центр Анклава вудуистов. На северо-западе держали круговую оборону объединившиеся жители Болота, чуть южнее установила свою власть Якудза. Вмешательство безов ситуацию не изменило. Кауфман сосредоточился на защите корпоративных территорий и фактически оставил остальную часть Анклава на произвол судьбы. Безы пробили коридор к Федеральному Центру и организовали километровые зоны безопасности у Сити и Колымы. Ни сил, ни желания идти дальше у Мертвого не было.
— Урус открыл проходы в Россию, — сообщил пилот.
Он специально облетел Мутабор, проигнорировав подготовленную площадку, чтобы показать директору разрушенную границу Анклава. Посты безов Кауфман распорядился снять еще в самом начале бунта, и теперь по дорогам шел бесконтрольный поток мобилей. Везли все на свете, но в первую очередь оружие и наемников. В Урусе жили выходцы из России, и теперь они лихорадочно усиливались, надеясь подмять под себя весь Анклав. И до тех пор, пока СБА не отрежет Тагиева с компанией от сородичей, бои в Москве будут продолжаться.
— Достаточно, — хмуро произнес Мертвый. — Давай в Мутабор.
Вертолет развернулся и направился к посадочной площадке.
Зоны Мутабор до недавнего времени считались самыми закрытыми в Анклавах — внутрь допускались только храмовники, и только они знали, что на самом деле творится за высокими стенами. И даже захват территорий не дал пищи для размышлений: прятки успели разрушить все важные постройки, а потому секреты Мутабор так и остались секретами. И многочисленные сказки, что рассказывали о таинственных внутренних помещениях, так и остались сказками.
Обычным людям путь в единственный сохранившийся в мире сектор Мутабор был заказан, однако Кауфмана запрет не касался. И его вертолет приземлился в самом центре зоны, неподалеку от массивного белокаменного здания, которое изучавшая спутниковые фотографии публика именовала Дворцом Владыки.
— Наружу не высовываться, — бросил он сопровождающим безам. — Я буду через час.
Дождался остановки винтов, вышел и быстрым шагом добрался до заднего крыльца, на котором его ожидал невысокий прелат.
— Как жизнь, Фабрициус?
— Мы рады вас видеть, Максимилиан, — склонился в поклоне иерарх Мутабор.
В голосе прелата не было традиционного для общения с «обычными» людьми высокомерия. В голосе звучало уважение, которое Фабрициус не стеснялся демонстрировать.
— Он ждет вас.
— Тогда пойдем. — Кауфман уверенно шагнул в коридор. — Нехорошо заставлять бога ждать.